Однажды ребята на школьном дворе делали солнечные часы. Что-то у них не ладилось. Саша же стоял в стороне и с превосходством наблюдал. Он видел ошибку, но не подошел. Мария Васильевна, классный руководитель, спросила у ребят:

— Почему же вы не попросите Сашу Коноплева?

— А почему мы его должны просить? — сказал Олег Монастырев. — Что он, слепой? Видел, что мы зашились, подойти, что ли, не мог, подсказать. А то стоял, как Наполеон на поле боя, скрестил руки и ухмылялся.

Позже Мария Васильевна поинтересовалась у Саши:

— Ты понял, в чем ошибка ребят?

— Конечно, — ответил Саша.

— Почему же не помог?

— Они не просили…

— А не боишься, что твои знания останутся при тебе? — внимательно посмотрела на него Мария Васильевна.

Вечером того дня Саша, сидя один в комнате, раздумывал над ее словами. Они вызвали в нем обиду.

В распахнутое окно долетал шум со двора. Уже смеркалось, но мальчишки еще гоняли мяч, слышались звонкие удары и возбужденные крики: «Рука!..», «Пе́наль!..» У Саши не было настроения идти туда. Он сидел на тахте, обводя взглядом корешки книг на полках. Саша, как обычно, искал, с кем бы из любимых книжных героев обсудить сейчас свой разговор с Марией Васильевной, кого призвать в судьи. На глаза ему попались «Три мушкетера». «Что ж, д’Артаньян сейчас самый подходящий», — подумал Саша.

Вскоре он уже излагал суть дела прославленному мушкетеру. Вроде ни в чем Саша не соврал д’Артаньяну. Тем не менее из рассказа Саши выходило так, что неправы ребята, а Мария Васильевна оказалась несправедливой.

— Сударь, — ответил д’Артаньян, — не сомневаюсь в правдивости вашего рассказа. Вы горды, как истинный гасконец. И эту гордость я готов поддержать своей шпагой, — при этих словах он прикоснулся к эфесу. — Ведь наш девиз какой? «Один за всех, и все — за одного», — он снял шляпу, широко взмахнул ею и, поклонившись, удалился…

Саша радостно улыбнулся и, свесившись из окна, стал наблюдать, как идет игра в футбол, советовал, как подавать угловой и кому бить пенальти. И, глядя на игравших, думал: «Вот если бы я!..»

Между тем на кухне тоже шел разговор. Там беседовали Сашины родители. Отец Саши только что вернулся из школы, с родительского собрания.

— С успеваемостью у него все в порядке, — говорил отец. — Претензий вроде нет ни с чьей стороны. Правда, в последнем сочинении он перемудрил. Хотел, видимо, удивить, и немножко запутался. Четверку получил.

— Мальчику, наверное, хотелось проявить свою начитанность, — сказала мать.

— Ради чего — вот в чем дело. Удовлетворить свою гордость, тщеславие, как-то выделить себя из круга остальных? Так мне дала понять Мария Васильевна. Надо поговорить с ним.

— Поговори, — пожала плечами мать. — Хотя я не вижу оснований дергать ребенка…

Тем не менее за ужином отец спросил Сашу:

— Как дела в школе?

— Нормально, — ответил Саша.

— Во всем и со всеми? — спросил отец.

— Разве кто-нибудь жаловался? — поднял Саша на него глаза. — Учителя меня любят. Я раньше всех подымаю руку. Иван Антонович даже сказал, что у меня всегда самые толковые ответы.

— Тебе достаточно этого? — спросил отец.

— Чего? — не понял Саша.

— Похвалы учителей.

— А чего мне еще нужно? — пожал Саша плечами. — Занимаюсь я нормально, уроки не срываю, сижу тихо.

— А вот Мария Васильевна считает, что это еще не все.

— Что же «все», папа?

— Тут ты сам подумай. Подсказывать пока не стану. Сам сперва попробуй понять.

— Вот если б я… Если б меня назначили… — начал было Саша, но отец перебил его.

— Почему, собственно, именно тебя должны куда-то там назначать? Считаешь, что ты самый достойный?.. Ну, ладно, иди отдыхай да поразмысли, чего я от тебя добиваюсь…

Конец учебного года не застал Сашу врасплох. Экзаменов он не боялся, весь год занимался добросовестно, систематически. Начиналось лето. Впереди маячила поездка в пионерлагерь.

Саша четко представлял себе этот лагерь в сосновом бору, на берегу спокойной реки. Жить они будут в палатках. Утром трава еще блестит от росы, в свежем воздухе крепкий запах хвои. После физзарядки и завтрака — на реку. Барахтаться в воде, с ночи еще прохладной, но все равно приятной. Загорать на песке, чувствовать, как солнце все сильнее и сильнее припекает спину. Капельки воды на ресницах, как маленькие линзы, сквозь них все видится окаймленным радужным свечением, в особенности если чуть сощурить веки.

Потом Саша, как командир дружины, приказывает, и все бегут строиться на обед. Дружина движется полевой дорогой, уже знойной, пропекшейся. Вьется она меж высоких хлебов, над которыми поет жаворонок. Саша же идет рядом со строем и подает команды: «Запевай!» или «Шире шаг!»… И сам радуется своему сильному, волевому голосу, который он натренирует к этому времени, чтобы командовать…

Экзамены он действительно сдал хорошо. В переводных оценках всего лишь две четверки, остальные — пятерки.

Через неделю были созданы дружины из учеников пятых и шестых классов.

На последнем общем собрании Сашиного класса присутствовали Мария Васильевна, старшая пионервожатая Галя и от школьного комитета комсомола десятиклассник Ашот Сисакян.

— Ваш класс выделяет трех командиров дружин, — сказал Ашот — самый высокий в школе парень, имевший второй разряд по баскетболу. — Выдвигайте кандидатуры. Будем голосовать. Избран, разумеется, будет тот, кто получит большее число голосов.

— А кандидатуры девочек можно? — спросил кто-то.

— Разумеется, — ответил Ашот. Он, видимо, очень любил это слово — «разумеется», потому что часто им пользовался.

— Но сегодня не восьмое марта, — сострил Олег Монастырев.

— Тихо, Монастырев, — оборвала его Галя.

Мария Васильевна участия в этом вроде не принимала. Она сидела за столом и, перелистывая классный журнал, что-то иногда там писала.

— Хорошенько подумайте, прежде чем выдвигать кандидатуры, — сказала Галя. — Дело серьезное. Командиром дружины может быть только тот, у кого есть авторитет среди товарищей.

— Разумеется, — с высоты своего роста подтвердил Ашот.

С разных концов класса стали выкрикивать фамилии. Галя записывала их на доске. При каждой названной фамилии Мария Васильевна поднимала голову.

Уже было названо семь кандидатур, но фамилию Саши никто не произнес. А он все ждал. И ему уже становилось немножко страшно. От этого страха и ожидания делалось как-то унизительно тоскливо. Но его фамилии так никто и не назвал… Саше хотелось крикнуть, что все это неправильно, что он лучше других подходит на должность командира дружины. И еще хотелось спрятаться, чтобы никто его сейчас не видел. Саша склонил голову и уставился в парту. Он уже плохо воспринимал все, что происходит…

Когда собрание закончилось и все стали расходиться, Мария Васильевна сказала:

— Саша Коноплев,