чем я могла себе позволить. Влечение могло ослабевать и появляться, но по-настоящему испытывать симпатию к другому человеку означало, что потерять его будет еще больнее.

Учитывая, что Люсьен не мог оставаться моим в какой-то долгосрочной перспективе, это беспокоило меня. Тем не менее я не могла отрицать удовольствие, которое испытывала, когда делила с ним его драгоценное рабочее пространство. Он прогонял всех остальных со своей кухни, когда находился там. Только Амалии и иногда Тине удавалось ненадолго появляться в его негласном царстве, но даже их через минуту-другую мягко выпроваживали за дверь.

– Что за ухмылка? – раздался его мрачно-насмешливый рокот.

Еще одна особенность пребывания на кухне с Люсьеном – он замечал буквально все, что я делала, даже когда мне казалось, будто все его внимание сосредоточено на еде.

– Не обращай внимания.

Он что-то промычал.

Я кликнула по электронному письму и обнаружила сообщение от моего агента. Улыбка стала неуверенной.

– Теперь ты обязана рассказать мне об этом, – сухо сказал Люсьен.

Я подняла глаза и увидела, что он смотрит на меня, приподняв одну темную бровь во властном нетерпении. Я фыркнула.

– Почему меня называют Снупи, если это ты здесь чертовски любопытный?

– Я любопытен, только когда дело касается тебя. А ты делаешь это со всеми.

Мой желудок затрепетал от его признания – он всего лишь хотел узнать обо мне побольше. Однако я не показала этого и закатила глаза, а после продолжила читать письмо.

– Это от моего агента. Пара директоров по кастингу прислали сценарии, которые могут оказаться многообещающими.

– Ты удивлена?

– После «Темного замка» мне предлагали не так уж много ролей. Так что это… неожиданно. И хорошо.

– Хорошо. – Он коротко, но широко улыбнулся, и, когда я увидела его красивую улыбку, у меня перехватило дыхание. Когда до него дошло, что он радостно улыбается, Люсьен хмыкнул и вернулся к нарезке масла для коржа. – Что заставило тебя захотеть стать актрисой?

Я могла бы дать ему свой заранее заготовленный ответ, но почувствовала, что мы можем говорить друг с другом откровенно.

– Я хотела стать знаменитой.

Люсьен остановился, вскинув голову.

Я опустила взгляд, рассматривая свои тонкие руки и запястья, которые внезапно показались мне слишком хрупкими.

– Мне было четырнадцать, и мой отец был… не в духе. Шла церемония вручения «Оскара», так что мы с мамой заперлись в кабинете, чтобы посмотреть. И они сидели там, все эти женщины, – богатые, с улыбками на красивых лицах.

Я подняла глаза и поймала встревоженный взгляд Люсьена. Улыбка, которую я слишком долго использовала, чтобы успокаивать мужчин, быстро сошла на нет под его невозмутимым спокойным взором. Ведь с ним я могла не притворяться. Я с трудом сглотнула.

– Для меня так выглядела сила. И я подумала, что, если бы у меня вдруг оказалась такая власть, такой уровень богатства и славы, я была бы в безопасности. Свободна.

В оглушительной тишине тикала разогревающаяся духовка. Выражение лица Люсьена исказилось, и я поняла, что он хочет утешить меня. Но в тот момент я не могла с этим справиться.

– Только когда я действительно попробовала себя в роли актрисы, я поняла, как сильно мне это нравится. Актерская игра – это сложный, веселый и безопасный способ выразить свои эмоции. Я всегда прокручивала в голове разные истории. Так у меня получалось рассказывать их иначе.

Он медленно кивнул, прядь темных волос упала ему на лоб.

– У тебя хорошо получается, Эмма.

Эмма. Только он мог заставить мое имя звучать так, словно кто-то проводит бархатной перчаткой по коже.

– Спасибо.

Успех – непостоянная вещь и может исчезнуть в любой момент. Но под пристальным вниманием Люсьена мне хотелось, чтобы он увидел меня в лучшем виде. А это означало, что я должна вытащить голову из задницы, перестать так сильно волноваться и вернуться в игру.

Странно воодушевленная, я облизнула губы и снова обратила свое внимание на его огромный остров с мраморной столешницей.

– Ты сказал, что готовишь, потому что это расслабляет тебя. Это единственная причина?

Он наклонил голову, уголки его пухлых губ приподнялись.

– Мы перешли на личное?

– Пожалуй, да, учитывая то, что я тебе только что рассказала.

Дразнящий взгляд сменился серьезностью.

– Ты оказываешь мне честь, делясь своими секретами, ты ведь знаешь это, верно?

Ситуация стала более напряженной, и у меня вдруг возникло желание заплакать или броситься в его объятия.

– Ты собираешься сделать то же самое?

Он фыркнул, но это прозвучало самоуничижительно.

– Готовка – это вызов. Она требует точности, сосредоточенности и планирования. И, хотя выпечка довольно сложна с точки зрения техники, креативность играет большую роль в достижении конечной цели. – Люсьен пожал плечами. – Она может показаться не очень похожей на хоккей, но в ней также задействованы как разум, так и тело, работающие словно единое целое. Важны полная преданность и стремление к результату.

– Ты когда-нибудь думал о том, чтобы заняться этим профессионально?

Люсьен вернулся к работе, сосредоточенно нахмурив брови.

– Нет.

– Хм. И все же прадедушка тебя обучал. Он хотел этого для тебя?

После этих слов его губы изогнулись – слабый призрак улыбки мелькнул на его красивом лице.

– На самом деле нет. Он хотел, чтобы я последовал своей мечте стать хоккеистом. – Призрачная улыбка приобрела острые углы. – Он сказал, что человек никогда не обретет истинного покоя и счастья, пока не последует за своей страстью и любовью. Полагаю, он знал это не понаслышке. Ему нравилось быть шеф-поваром.

То, что Люсьен упомянул своего прадеда в прошедшем времени, ясно давало понять, что его больше нет с нами. Но я не могла удержаться от вопроса.

– Он когда-нибудь видел, как ты играешь профессионально?

Выражение лица Люсьена потускнело.

– Один раз. Но он… Ну, я не уверен, что он действительно понял, что к чему.

– Я не… Что ты имеешь в виду?

Люсьен медленно выдохнул, будто ему стало больно.

– Семь лет назад его сбила машина, когда он переходил улицу в Париже. – Он судорожно сглотнул. – Жан Филипп выжил, но его мозг получил изрядные повреждения. Он уже не был прежним – принимал меня за моего отца, забывал слова, терял воспоминания, отказали определенные двигательные функции. Со временем ему становилось все хуже. Амалия заботилась о нем. Три года назад он умер от пневмонии.

– О, Люсьен. Мне так жаль. – Я так сильно хотела обнять его, что мои руки инстинктивно потянулись вперед, скользя по столу, но каждая напряженная линия его тела приказывала мне отступить.

– Мне тоже. – Он уставился на мраморную столешницу, широко расставив на ней руки. – Не знаю, может, у меня началась черная полоса или что-то в этом роде, но