вкус жизни профессионального спортсмена. Я считала, что это похоже на мою работу, но в актерской карьере много периодов ожидания съемок и простоев между ролями. Спортсмены – это совсем иная порода. Их жизнь обычно четко распланирована, наполнена днями тренировок, практик, игр, интервью, путешествий. Времени на отдых совсем не остается. Большинству профессиональных спортсменов это доставляет удовольствие, сама жизнь дает им прилив адреналина.

Что должен чувствовать человек, у которого все это украли, когда он не был готов к этому? Точно ничего хорошего.

Сердце сжалось, и я поняла, что ничего так сильно не хочу, как просто взять и обнять его. Если кто и нуждался в объятиях, так это Люсьен. Но он бы этого не допустил. Ему бы такое не понравилось.

Он переступил с ноги на ногу и снова стал дерганым в своей обычной манере. Это значило, что Люсьен готовится защищаться, хочет вновь замкнуться в своем собственном мире за воздвигнутыми стенами.

Ты можешь впустить меня. Я не причиню тебе вреда.

– Это Амалия научила тебя? – спросила я.

Он вздернул подбородок – наверняка удивленный тем, что я ушла от очевидной темы.

– Да, – ответил он через мгновение хриплым голосом. Затем прочистил горло: – Амалия научила меня готовить и выпекать хлеб. Ну, знаешь, по рецептам, которые она запомнила с детства.

Говоря это, Люсьен достал кухонные весы и муку. Теперь в нем чувствовалась непринужденность.

– Мой прадед, Жан Филипп, научил меня кондитерскому делу. Во Франции он был известным поваром. Его кухни заполняли настоящие армии помощников, там всегда звучало покорное: «Oui[59], шеф». Но для меня он оставался просто arrière-grand-père[60], который хотел научить меня всему. Когда мы, дети, проводили лето во Франции, Антон и Тина играли на улице, а я оставался на кухне.

На моих губах заиграла улыбка.

– Признаюсь, мне сложно это вообразить.

Уголки его глаз приподнялись в тихой усмешке.

– Мами́ не преувеличивала, когда сказала, что в детстве я был маленьким. На самом деле тощим. И застенчивым.

– Ты? – поддразнила я. Но я заметила это. В Люсьене жило нечто, всегда заставлявшее его оставаться сдержанным.

Он искоса взглянул на меня, но его губы скривились.

– Да, я. Тощий гик. Неглупый парень. Когда я приходил на кухню, меня кормили. Много. Плюс… – Он пожал плечами, которые определенно не выглядели костлявыми. – Мне это понравилось. Я всегда испытывал затруднение, когда следовало сосредоточиться, если только что-то не занимало все мое внимание. Дома у меня был лед. Во Франции я занимался кулинарией, выпечкой, кондитерским делом. Это меня расслабляет.

Лично меня точность и сосредоточенность, необходимые для выпечки, свели бы с ума. Но я понимала его.

Мы стояли бок о бок, и я слишком остро ощущала его тепло. От него пахло медом и солнцем. Мне хотелось зарыться лицом во все это добро и впитывать его.

– Теперь, когда я в курсе, ты прекратишь это делать? – обеспокоенно спросила я.

Его прямые брови сошлись на переносице.

– Зачем мне так поступать?

– Не знаю. – Я пожала плечами, проводя пальцем по краю столешницы. – Ты сказал, это слишком личное. – Я подняла глаза и встретилась с ним взглядом. – Я подумала, может, ты больше не захочешь мне что-нибудь готовить.

Строгое выражение лица Люсьена противоречило мягкости его тона.

– Пчелка, я приготовлю тебе все, что ты захочешь.

Обещание растеклось по коже, словно горячая карамель. Все, что захочу. Я знала, что так он и поступит.

Пальцы сжались в кулак. Я хотела удержаться от того, чтобы протянуть руку.

– Удиви меня.

Он улыбнулся широко и восхитительно. Свободно.

– Как скажешь.

Глава четырнадцатая

Эмма

Моим любимым местом в поместье стала кухня. По крайней мере, когда там находился Люсьен. Солнечное, теплое и наполненное сочными ароматами свежеиспеченного хлеба или насыщенного шоколада, это место казалось одновременно безопасным и счастливым. Было приятно свернуться калачиком на глубокой мягкой скамейке, которая тянулась вдоль одной стены и открывала вид на кухонный островок и плиту, где работал Люсьен.

За последние несколько лет я столько думала о «Темном замке», что ни разу по-настоящему не увлекалась кулинарными шоу или выпечкой. Теперь я пересмотрела свое мнение. Наблюдать за тем, как Люсьен передвигается по кухне, изучать непоколебимую уверенность и грацию его поступи стало для меня чистым порно. Да помогут мне небеса, но то, как двигались его мускулистые предплечья, когда он быстро взбивал яичные белки или жирные сливки – ведь этот мужчина никогда не пользовался для этого блендером, – приводило меня в такой восторг, что мне приходилось крепко сжимать бедра под обшарпанным фермерским столом.

А когда он месил тесто… Милостивый боже. Люсьен тихо ворчал всякий раз, когда проводил ладонями по упругой массе. Издавал глубокий рокочущий стон, пока все его подтянутое тело наклонялось к столешнице. А потом он отстранялся, делая вдох, и широкие плечи двигались в устойчивом ритме.

Ворчание. Выпад. Вдох. Откат.

Удивительно, что я не испытала оргазм прямо на месте, пока наблюдала за ним.

– Я чувствую на себе твой взгляд, – невозмутимо произнес Люсьен, не сбиваясь с ритма.

Держу пари, так и есть.

– Это завораживает.

Он снова что-то проворчал, как я поняла, это означало: «Как будет угодно твоей душе, Эм».

Я улыбнулась.

– Я могла бы заснять это на пленку, и получился бы мгновенный хит.

Он взглянул в мою сторону, весь такой холодный и раздраженный, но легкая улыбка почти тронула его губы.

– Бывший хоккеист печет? – Он снова переключил свое внимание на тесто. – Думаю, это довольно специфичное зрелище.

– Ты серьезно недооцениваешь свою привлекательность, Брик.

Издевательски хмыкнув, Люсьен аккуратно сделал из ставшего однородным теста шар и выложил его в большую миску, после чего накрыл влажной тканью. Затем он вымыл руки и направился к холодильнику.

– Что дальше? – спросила я, наклонившись вперед в предвкушении.

– Корочка для томатных тарталеток, которые мы будем есть на ужин. – Его губы скривились. – Можешь помочь, если хочешь.

– Мы оба знаем, что для всех будет лучше, если я этого не сделаю.

Люсьен подавил смешок.

– Без комментариев.

Он продолжал попытки научить меня, но пока что я представляла собой полную катастрофу на кухне. Если и существует кулинарный ген, то мне он явно не достался. Когда Люсьен положил на столешницу большой кусок сливочного масла и взял муку, я улыбнулась и принялась читать электронные письма, которые появились на моем iPad.

Если не считать того, что я назвала «инцидентом в бассейне», мы почти не признавали притяжения между нами. Но оно существовало, нарастало и подогревалось. Вот такой была наша дружба. Проклятье, он мне нравился. Больше,