свои довоенные связи. Но из-за боязни предстать перед военно-полевым судом, не все его предвоенные знакомые и партнеры спешили восстанавливать с ним долговременные контакты и работать на русскую разведку. Так и не сумев в полной мере наладить на своем участке агентурную разведку, Мясоедов переключился на разведку военную. Наиболее эффективными оказались набеги в тыл противника за «языками», в которых не раз принимал участие и он сам. В этом деле ему всегда сопутствовал успех. Допросы военнопленных и аналитическая обработка полученных данных давали возможность штабу армии достаточно уверенно ориентироваться в обстановке.

Служба Мясоедова не вызывала никаких нареканий, наоборот, командование отмечало его вклад в успешность организации войсковой разведки, а также храбрость, проявленную под огнем, когда «он показывал пример и ободрял разведчиков, действовавших против более сильного составом неприятеля». Вскоре ему присвоили чин полковника и решили выдвинуть на повышение. Так что и здесь к личности Мясоедова нет никакой зацепки, явно указывающей на его связь с немцами, – резюмировал Воеводин, заканчивая свой рассказ. – Вот характерный пример того, как количество не всегда переходит в качество, – блеснул вдруг он своими философскими познаниями и выжидающе взглянул на Баташова.

– Да-а… – задумчиво промолвил генерал. – Как это ни обидно, но вся эта, собранная тобой информация, и выеденного яйца не стоит. Ни одной зацепки. Возможно, что все прежние обвинения Мясоедова в контрабанде и шпионаже построены на догадках и вымыслах, не имеющих ничего общего с правом. И все-таки неужели, имея такую богатейшую биографию, изобилующую не только коммерческими взлетами и падениями, но и тесными связями за границей, наш подозреваемый не имеет ничего общего со шпионажем? В это трудно поверить, если только заявление этого поручика Колаковского не чудовищная провокация немецкой разведки, которая имеет свои, далеко идущие цели. Как, по-твоему, какие цели могут преследовать немцы, подбросив нам Колаковского? – задал Баташов очередной каверзный вопрос капитану Воеводину.

– Возможно, что таким образом они пытаются вывести из игры нашего опытного разведчика, который почему-то им очень сильно досаждает, – неуверенно промолвил Воеводин.

– Правильно, – поощрительно взглянул на офицера Баташов. – А что еще?

– Подставив нам Мясоедова, противник хочет столкнуть лбами Верховного главнокомандующего и военного министра, который составлял тому протекцию, – уже более уверенным тоном ответил капитан.

– Верно, но и это не самое главное!

– Возможно, они хотят таким образом прикрыть деяния своего ценного агента или резидента? – догадался Воеводин.

– Вот теперь ты угодил в самую точку, – удовлетворенно промолвил генерал. – Если позволишь, я продолжу твою мысль. Ты понимаешь, почему немцы зашевелились?

– Нет, – недоуменно пожал плечами Воеводин.

– Скорее всего, потому, что мы напали на след их ценного агента или резидента. Только вот когда и где? – задумчиво произнес Баташов. – Значит, так… – после небольшой паузы обратился он к капитану. – Отложи пока что это досье и срочно займись последними, заведенными в КРО делами лиц, подозреваемых в связях с немцами. Постарайся уложиться до завтра.

– Но на сегодняшний день в работе находятся около сотни таких дел, – напомнил Воеводин, – боюсь, что мне не поспеть в срок.

– А ты не все перелопачивай, – посоветовал генерал, – возьми дела тех подозрительных субъектов, которые проживают, работают или служат в полосе ответственности 10-й армии. Если немецкая разведка подставила нам офицера штаба 10-й армии, то это значит, что они запланировали оперативное прикрытие агента, работающего на этом участке фронта. Да, на всякий случай, просмотри дела и по подозреваемым, проживающим, работающим и служащим в Варшаве и ее пригородах.

3

На следующий день капитан Воеводин выложил на стол перед Баташовым семь тонких и две толстые папки.

– Вот, Евгений Евграфович, самые реальные претенденты на звание ценных немецких агентов, – доложил он. – Седьмое дело я взял по знакомству в Варшавском губернском жандармском управлении. Нарочный из Варшавы доставил досье лишь к ночи. Думаю, что оно вас непременно заинтересует.

Заметив под глазами офицера синие круги, генерал недовольно проворчал:

– Это непорядок, Иван Константинович. Ночью надо спать, а не заниматься делами.

– Задание-то срочное, – попытался оправдаться капитан, но, встретив укоризненный взгляд Баташова, неопределенно развел руками.

– В контрразведке постоянно происходит борьба мозгов. От того, кто кого передумает, зависят тысячи и даже десятки тысяч жизней солдат и офицеров по обе стороны фронта, – назидательно промолвил генерал, – и потому с самого начала рабочего дня голова у нас должна быть свежей! Скажи мне, какой сейчас из тебя работник? Наверное, все мысли в твоей головушке сейчас лишь о том, как бы побыстрее доложить по делу да выспаться.

– Да, я думал… – начал было вновь оправдываться Воеводин, но его слова были прерваны строгим и бескомпромиссным приказом:

– Сейчас же отдыхать, и чтобы до обеда духа твоего здесь не было!

– Честь имею! – обиженно воскликнул капитан и, бросив на Баташова умоляющий взгляд, вышел из кабинета, так и не поняв, сердится на него генерал или доволен своевременно выполненной работой.

Оставшись наедине с разложенными на столе веером делами подозреваемых, Баташов взял папку, заимствованную у варшавских жандармов, на обложке которой было выведено каллиграфическим почерком:

«Дело Иоганна Шварца. Начато 11 декабря 1915 г. Окончено ____________________».

В досье значилось, что Варшавским губернским жандармским управлением 11 декабря 1914 года на железнодорожной станции Лович был задержан по подозрению в шпионаже подданный Германской империи, некий Иоганн Шварц. При досмотре кроме найденных у него крупной суммы денег и записной книжки в крышке портсигара были обнаружены половинка разорванного пополам рубля и пропуск на проезд по железной дороге в прифронтовую Лодзь. В записной книжке одна страница была вырвана, но специалист-графолог по следам на следующей странице установил, что там были нанесены какие-то цифры. Одну цифру установили точно – 27. Именно столько воинских эшелонов прошло через эту станцию за день.

На предварительных допросах Шварц сообщил, что является коммивояжером по продаже спиртного, постоянно проживает в Лодзи. В небольшом находящемся при нем саквояже были найдены несколько образцов вин и крепких напитков. На запрос в Лодзь пришел ответ о том, что Иоганн Шварц там никогда не проживал. Подозреваемого сразу же направили из камеры предварительного заключения прямо в Варшавскую тюрьму, предупредив, что он полностью уличен в шпионстве и ему грозит расстрел. Вскоре Шварц дал признательные показания в том, что был завербован немецкой разведкой. После окончания разведшколы в Кёнигсберге, две недели назад он был переброшен через линию фронта с заданием пробраться в Варшаву, поселиться в пригороде у своих родственников-колонистов и в дальнейшем выполнять роль связника резидента немецкой разведки, действующего в Варшаве. Майор Клюге, который инструктировал Шварца перед отправкой за линию фронта, предупредил, что за время войны резидент потерял