Шрифт:
Закладка:
Обер-полицмейстеру подчинялись два полицмейстера, которые руководили своими отделениями – город в административно-полицейском отношении делился на два отделения. В Управе служили два пристава – уголовных дел и гражданских дел, два ратмана (советника), которых выбирало московское купечество – авторитетное и финансово обеспеченное сословие в Москве. В канцелярии Управы работали 10 чиновников и около 70 канцеляристов и подканцеляристов. Первопрестольная была разделена на 20 частей. В каждой части был свой начальник – частный пристав. В «Уставе столичного города Москвы»[395] о частных приставах говорилось, что они «суть хозяева и смотрители вверенной им части города»[396]. В подчинении каждого частного пристава состояло два городовых унтер-офицера и письмоводителя для ежедневного письменного отчета о своей деятельности. При Управе несла службу караульная команда во главе с унтер-офицером, изначально состоящие из 13 инвалидов – солдат, которые, не выслужив пенсии, по ранению или старости уже не могли служить в строевых частях[397].
Известно, что в это время в частях московской полиции числилось 40 унтер-офицеров (по двое в каждой части). Части делились на кварталы. В большинстве частей по организационному строению входило по 4–5 кварталов. Всего кварталов было 88, несколько позже их стало 90. В каждом квартале состоял на службе квартальный надзиратель плюс в помощь ему – квартальный поручик. 1200 стражников (будочников) были распределены поровну. Сверх штата вводились ночные сторожа. Рядовые сотрудники полиции назывались мушкетерами, как и солдаты в армии. В Москве насчитывалось 352 будки для караула будочников – «городских ночных сторожей», одетых в шинельную «сермяжную броню». Общее число ночных сторожей и пожарных вместе было определено в количестве 2908 человек.
Пожарные входили в противопожарную службу во главе с брандмайором. В штате числилось 320 фурлейтеров при пожарных орудиях, т. е. пожарных, и 24 инвалида при казармах. Брандмайору подчинялись 20 брандмейстеров, по количеству частей города, где каждый отвечал за свой участок. У каждого брандмейстера был свой штат фурлейтеров, мастера пожарных оружий и других пожарных инструментов, трубочисты и фурманы – возчики конной тяги, доставляющие пожарных и инструменты на пожар.
Для решения полицейских задач было предусмотрено применение воинских команд полиции – конная и пешая. Руководил штатом команд штаб-офицер. В его подчинении находились 42 обер-офицера, 460 человек в пешей полицейской и 309 человек в конной полицейской командах. В числе 460-ти пеших несли службу: 20 старших и 20 младших унтер-офицеров, 20 барабанщиков, 400 мушкетеров. В числе 309 конных: 20 вахмистров, 40 унтер-офицеров, 240 драгунов, коновал и его два ученика, два кузнеца и их два ученика, два конюха. Для несения службы в каждую часть (района) назначался суточный (двухсуточный) наряд в виде старшего – полицейского воинского офицера, 14 конных – вахмистра, младшего унтер-офицера, 12 драгун и 23 пеших полицейских солдат – старшего унтер-офицера, младшего унтер-офицера, барабанщика, 20 мушкетеров. Назначенный наряд подчинялся частным приставам. Конная команда как наиболее мобильная могла действовать при сигнале как подразделение быстрого реагирования. Это могло быть связано с массовыми нарушениями общественного порядка, злостное коллективное неподчинение властям, подавление бунтов. Был учтен положительный и отрицательный опыт действия московской полиции в условиях эпидемии чумы в Москве в 1771–1772 гг., когда «возможности эффективной деятельности московской полиции в экстремальных условиях эпидемии были весьма скромными». Так, «после первой вспышки чумы в марте 1771 г. последовала вторая, когда на находившемся в Замоскворечье Большом суконном дворе за девять дней умерло 130 человек. Посланная на Большой суконный двор полицейская команда не смогла изолировать на карантин всех рабочих, часть из них разбежалась, разнося чуму по городу»[398]. В то время Москва делилась на 14 частей, где полицейские несли свою службу. «Но в условиях борьбы с «моровой язвой» были еще полицейские команды в 14-ти частях города.
Правда, и с учетом их, да чинов самой Полицмейстерской канцелярии общая численность полицейских сил Москвы составляла не более 300 человек»[399].
Эпидемиологическая обстановка в Первопрестольной после ликвидации эпидемии чумы наладилась, но эта ситуация сподвигла власть, помимо гражданских медицинских учреждений, после появления московской Управы благочиния создать там медицинскую полицейскую службу, которую возглавил старший штаб-лекарь. У него в подчинении находились 10 старших и 10 младших полицейских лекаря, распределенных по частям города. В подчинении штаб-лекаря были и ветеринары: сам ветеринарный врач, его ученик и пять фельдшеров. Помимо медицинской помощи в обязанности службы, в отсутствии в то время специализированных патологоанатомов, входила обязанность осмотра погибших. За неимением отдельной фармацевтической службы, проверка поступающих в город лекарств тоже лежала на медицинской полицейской службе. И, разумеется, противоэпидемиологические и противоэпизоотические мероприятия, а также соблюдение санитарных норм и правил лежали на этой службе.
Появилось в Управе благочиния, по аналогу с санкт-петербургской, подразделение по надзору за строительством, или, как было сказано в документе «надзирательство над строениями и квартирами». Руководителем подразделения был сам надзиратель. В его подчинении находились старший и младший архитекторы, 8 архитекторских помощников. Основной задачей структуры являлся надзор за соблюдением правил градостроительной политики и благоустройства города. Кроме того, выдавались разрешительные документы на снос, строительство и перепланировку зданий.
За контролем и порядком в казармах, где были размещены полицейские служащие и военные полицейские следили восемь квартирных комиссара и 24 инвалидных солдата.
Значительное усиление московская полиция получила еще до назначения Балашова, в мае 1804 г. С началом работы и оценки состояния вверенного полицейского аппарата, он предпринял дальнейшие шаги по укомплектованию штата, формированию способного к решению ежедневных задач кадрового состава, на котором отразились все контрасты большого города. Особенно этот касалось нижних чинов, инвалидных команд. «Став московским обер-полицмейстером, Балашов убедился в том, что недооценивал значение этой должности. В своей «Записке…» Балашов рассказывает, как постепенно вникал во все подробности новой должности, стремился основательно изучить существо и особенности службы полицейской части»[400]. Петербургский историк П.Д. Николаенко, исследовавший деятельность Балашова, по этому поводу пишет: «За два с половиной года в должности обер-полицмейстера А.Д. Балашову удалось многое сделать для укрепления общественного порядка в Первопрестольной, поднятию авторитета сотрудников полиции в глазах московских обывателей и приобрести необходимый административно-полицейский опыт по руководству в будущем полицией и войсками северной столицы»[401].
В 1807 г. по инициативе московского Генерал-губернатора Тимофея Ивановича Тутомлина и с ведома монарха, московский Обер-полицмейстер в своей канцелярии создает секретное подразделение, имевшее тайных агентов. Тутомлин считал, что в Москве надо иметь не только общую полицию, но и тайную службу для борьбы с политическими преступниками. Император рескриптом на имя генерал-губернатора Москвы от 7(19) мая 1807 г. учредил в Москве тайную полицию[402]. По энергичности действий в вопросе создания тайной полиции, как Балашовым в Москве, который полностью поддержал Генерал-губернатора, ему не было равных. Ф.Л. Севастьянов отмечает: «Можно сказать, что Балашову оказался свойственен некоторый полёт фантазии в этом вопросе, если сравнивать его идеи с тем, что предлагалось и делалось в области организации тайной полиции того времени как в России, так и в других странах»[403]. Тутолмин называл это подразделение «сокровенной полицией» и поручил комплектовать его людьми «разного состояния и различных наций, но сколь возможно благонадежнейших», «…не оседло живущих и других на время только приезжающих разного рода состояния людей… совершенно к тому способных и верных»[404]. «Сокровенная полиция» должна была подчиняться Обер-полицмейстеру, а тот, в свою очередь, при получении важных сведений от служащих «сокровенной полиции», должен был немедленно докладывать о них Генерал-губернатору.
Деятельность Балашова на посту московского Обер-полицмейстера была высоко оценена императором. Он назначил его в скором времени военным губернатором Санкт-Петербурга, произведя в генерал-лейтенанты, а вскоре и в генерал-адъютанты. В дальнейшем Балашов стал его приближенным. «Постепенно А.Д. Балашову удалось, несомненно, своим полицейским опытом и высокими организаторскими способностями развеять у заблуждавшейся части личного состава всякие сомнения в отношении его профессионализма в полицейской службе и навести должный порядок в подразделениях столичной полиции, увеличить её штаты и повысить денежное довольствие»[405].
В 1809 г., 15 октября был принял нормативно-правовой акт, который определил компетенцию первого специализированного органа учета жителей города Москвы по месту пребывания – прообраз паспортного стола. Документ назывался «Положение для Конторы адресов