и во всем мире нет другого человека, кому она позволит себе озвучить свои мысли. Могла бы озвучить Аманде, но тете хватает и своих проблем.

– Случилось, – хмуро произносит Адрия, глядя на мать в упор, с вызовом. Точно проверяя, сможет ли она хотя бы раз выдержать свою материнскую ношу.

Дебра быстро кивает, давая понять, что готова слушать.

– Мне нравится парень, – жестко произносит Адри, будто это та фраза, которая не допускает мягкости.

Мать кратко улыбается, но осекается, ожидая продолжения.

– Но?

– Но он не очень хороший человек.

Дебра выдыхает, и Адри видит, как в ней борются какие-то сложные чувства. Мать – последний человек, от которого Адрия хотела бы услышать совета, но на сегодня она допускает эту возможность. Как допускала когда-то, когда они еще жили под одной крышей и когда озабоченность Дебры всем, кроме дочери, не была такой явной. Когда Дебра еще не гналась за цифрами на счетах, блестящими побрякушками и мужчинами, которые способны были ее этим обеспечить. Тогда они жили лучше. Чуть лучше.

Тогда мать трепала Адри по макушке, улыбалась и говорила, что они со всем справятся. Тогда Адрия еще верила.

Она кивает матери, давая ей еще один шанс:

– Он избил одного парня. Было за что, – губы Адрии вздрагивают в болезненной ухмылке. – Но он сделал это… Чтобы никто не узнал, что мы встречаемся.

– Ох, детка, – мать склоняется вперед, чтобы коснуться щеки дочери, но Адри отстраняется.

– Но ты ведь нравишься ему? – продолжает Дебра, смиренно убирая руку.

Этот разговор оказывается еще сложнее, чем Адрия представляла себе десяток раз по пути сюда, сидя на последнем ряду автобуса.

– Наверное, – неуверенно выдает Адри, катая эти звуки на языке.

– Мужчинам нужно чуть больше смелости, чем может показаться. Физическую силу выставлять куда проще, чем смелость. – Дебра улыбается, но все еще выглядит грустной. Впервые Адрия задумывается: навещал ли ее хоть один из бывших мужей в тюрьме, и как матери удается жить в этих угрюмых стенах и продолжать улыбаться?

Адри покачивает головой, точно понимает слова матери. Но это не так.

– Мужчины – как дети, милая, – продолжает Дебра. – Иногда злые, непослушные, жадные, но все же дети. Иногда их просто нужно подтолкнуть в нужную сторону.

Вот что она делала, вот как выживала. Она подталкивала мужчин туда, куда было нужно ей. Адри вспоминает, как ляпнула медсестре в школе, что Лайл отвезет ее. И он отвез, потому что у него не оставалось выбора. Вот как это работает.

В этот раз Адрия кивает более осознанно.

– А еще ставки. Мужчины любят большие ставки. Когда на кон ставится нечто большее. – Дебра прикусывает губу, склоняясь ближе к дочери и понижая голос. Охранник на другом конце зала неподвижно наблюдает за ними. – Их мужественность. Это большая ставка в женских руках, нужно только правильно ею распорядиться.

Дебра склоняется еще ниже, улыбаясь лукаво:

– Заставь мужчину поверить, что он герой, и он последует за тобой куда угодно.

Адри облизывает губы, глядя в пустоту и прислушиваясь к тому, как слова матери отзываются внутри.

А они отзываются.

Неужели она столько лет презирала свою мать, чтобы сейчас, шаг за шагом, встать на ее путь?

Глава 20

На подступах к ранчо Адрия обдумывает слова матери и вглядывается в вечернее небо. Последние лучи закатного солнца облизывают пустынную землю, и сумрак подминает под себя все больше пространства. К вечеру ранчо Роудсов выглядит еще более уныло, чем днем, – вместе с темнотой в нем меркнет вся оставшаяся жизнь, и обычно, кроме тусклого света в паре окон, ничего не выдает его обитателей.

Но сейчас ни одно окно не горит.

Адри оглядывается, пытаясь обнаружить иные следы Адама или Аманды, но ранчо пустует. Воздух полнится тишиной. Странное чувство укалывает Адрию в районе солнечного сплетения, и она еще несколько секунд прислушивается к этой тишине, застывая в нескольких метрах от входной двери.

Не сразу она понимает, что именно не так. Не лает собака.

Роудс хмурится, потому что не помнит, когда последний раз ранчо встречало ее тишиной вместо истошного лая, вместо агрессивного звяканья цепи и клыкастой морды, выглядывающей из-за угла и бросающейся на любого гостя.

Адрия застывает, ожидая, что вот-вот собака, чертова Дебра, как ее назвал Адам, выскочит из-за угла заднего двора и пробежит пару метров, пока цепь не натянется и крепкая жилистая шея не вздрогнет под этим натяжением.

Но ничего не происходит.

Адри заверяет себя, что это не ее дело, что с собакой сделал Адам в этот раз, но ноги сами несут ее за угол дома.

Она делает большой круг, чтобы обойти дом со стороны и выйти к заднему двору по траектории, до которой, в случае чего, не дотянется цепь. Шаги ее становятся тише, неувереннее, но она знает, что чуткое собачье чутье уже давно бы заприметило гостя. Адри преодолевает метр за метром, и сердце ее замедляется, как и дыхание. Тишина становится гнетущей.

Задний двор пустует.

Она проходит дальше, еще и еще. Полностью выглядывает из-за угла и лишь потом замечает движение.

Адри отшатывается, чтобы ступить назад, но две фигуры на заднем дворе успевают ее заметить.

Адам Роудс выпрямляется, выпуская пасть собаки из рук, и она, заметив Адрию, срывается с места, сотрясая воздух лаем. Становится понятно, почему собака молчала – занятая хозяином, она не заметила посторонних.

И какой черт дернул Адрию искать ответ на вопрос, который едва ли ее касается?

Адам обводит ее напряженный силуэт взглядом и усмехается.

– Адрия, – ее собственное имя из уст отца звучит угрожающе.

Она тоже выпрямляется, пытаясь стряхнуть с себя оторопь, и глядит на него с вызовом.

– Помоги мне, – буднично произносит Адам, будто это то, что Адрия делает постоянно, – помогает ему. – Иди сюда.

Она отшатывается от этих слов, пытаясь понять смысл.

Адам хмурится, собака дергается на месте, звякает цепь:

– Давай же. Трусишь?

Адрия смеряет его долгим холодным взглядом и делает неуверенный шаг вперед.

Собака наблюдает за ней и обнажает ряд тронутых желтизной клыков.

Адам продолжает:

– У Дебры проблемы с почками, но она отказывается принимать лекарства. Ты можешь ей помочь, – со зловещей усмешкой произносит он. – Ты же любишь помогать.

Адри глядит на него все с тем же непониманием. Что он хочет от нее? Неужели не может справиться один?

Она скрывает свою растерянность, стараясь вложить в голос как можно больше уверенности:

– Что от меня нужно?

Адам сурово кивает на тюбик у своих ног:

– Я подержу пасть, ты выдавишь пасту.

Адри вздрагивает. Так Адам