Как мы собирались найти Илариона посреди бесконечного леса без каких-либо указателей или чего-то еще, с нулевым уровнем подготовки и умением влипать в неприятности на ровном месте?

Это же попросту невозможно!

Строго говоря — мы собирались искать не Илариона. Мы искали проклятое место. Его энергия достигла тропы, она была невероятно сильной, так что оно было близко, очень близко, я хочу сказать, и на самом деле все, что нам нужно было делать, так это следовать за насекомыми, которые стекались к нему, словно там медом было намазано. Сначала нашими проводниками были муравьи, потом их сменили какие-то отвратительные сороконожки, и наконец сейчас мы следовали за бабочками, среди которых сотворенная световым заклинанием стрекоза Лукьяна практически не выделялась. Хорошо, что это были не пчелы. Или осы. Меня всю жизнь преследовал необъяснимый страх того, что одна из них непременно ужалит меня, и непременно насмерть.

Это было не самое приятное путешествие, и будь в империи туристический сайт, я бы оставила там разгромный отзыв без единой звезды.

— Ладно, какой у нас план? — спросила я.

— Почему ты спрашиваешь это у меня? Разве это была не твоя идея, спасать цесаревича, не дождавшись помощи?

Уже за одно только это Лукьяна стоило бы невзлюбить.

За это и еще за целую кучу всевозможных причин, однако в то же время я не могла сказать, что он неправ. Идея-то действительно была моя. Вот только даже в самом страшном сне я не могла вообразить такое отвратительное исполнение.

Я насупилась и промолчала, справедливо рассудив, что как только настанет черед не разговоров, а действий — коммуникация пойдет куда проще. Я не слишком близко общалась с Лукьяном, однако кое-что я все же заметила — он куда больше уважал действия, а не слова. Как и сам он говорил — к чему споры?

Пространство между деревьями сужалось, вынуждая нас тесниться и едва ли не задевать друг друга плечами, в определенный момент дорога стала настолько непроходимой, что я споткнулась и полетела бы вперед, не ухвати Лукьян мой локоть. Его пальцы оказались цепкими и удивительно теплыми. Не знаю, чего я ожидала, может, что они будут ледяными, но это было не так.

— Эй, — позвал он, неожиданно ласково, словно нас связывало нечто большее, чем неудачное стечение обстоятельств. — Дыши, Дафна. Дыши глубже. Когда я говорил, что не хочу тащить на себе бессознательное тело, это и тебя касалось вообще-то.

И я выдохнула, до этого момента даже не осознавая, что задержала дыхание.

Дыши.

Это слово ударило меня прямо в сердце.

Я повернула голову, встречаясь с Лукьяном взглядом, его желтые, безучастные глаза казались фонарями в лесном полумраке, его лицо причудливо раскрашивали тени от веток, весь его облик от острых скул до беспорядочно топорщащихся волос, блестящих в слабом свете заклинания казался мне знакомым. И, когда я задумалась почему, когда я изо всех сил зажмурилась, чтобы после снова открыть глаза и убедиться, что он все еще молча смотрит на меня, словно чего-то ожидая, именно тогда осознание ударило меня, как коварный вор, припрятавший в рукаве нож.

Я со свистом втянула воздух носом.

— Ты же-

Я не договорила.

Водоворот воспоминаний захватил меня, утягивая на дно, перекрывая дыхание и зрение, закладывая уши шепотом, который доносился откуда-то из тех дней, которые уже остались позади, но которые я помнила.

В тринадцать кошмары преследовали меня вот уже как два года. Я не знала, что с этим делать, и можно ли что-то сделать с этим вообще. Я боялась рассказать кому-нибудь, потому что в большинстве своем те, кому я могла рассказать, как раз и были главными героями этих тревожных снов.

И рушить то хрупкое равновесие в наших отношениях, которого я добивалась ценой огромных усилий, мне не хотелось. Я тайком листала книги в библиотеке, но не находила ничего полезного для себя.

Единственной, кому я рассказала, в итоге стала Фекла. И то только потому что она просто не могла не заметить, что со мной что-то не так. Но она ничего не сболтнула Платону, так что я решила, что ей можно доверять. Она умела держать язык за зубами, а именно это мне и было нужно.

— Фекла, — позвала я.

— Да, юная госпожа, что вы хотели?

Я задумчиво пожевала губу, давая себе последнюю возможность передумать, но все же выпалила:

— Есть ли в городе какая-нибудь гадалка?

— Гадалка? — удивилась Фекла. — Зачем вам понадобилась гадалка, юная госпожа? К тому же разве ваша матушка не гадалка? Обратитесь к ней. Нет ничего лучше помощи родного человека! Зачем идти к незнакомцам?

Она нахмурилась.

Она не понимала. Способности матушки касались любовных предсказаний и только. Я много раз просила ее погадать на что-нибудь еще, но она только тонко улыбалась и уводила тему в сторону. С ней всегда было непросто. Она хорошо относилась ко мне, но в то же время меня не покидало ощущение того, что она как-будто бы держалась на расстоянии вытянутой руки. Поначалу, только попав в тело Дафны я очень боялась того, что однажды проколюсь на том, что касалось раннего детства Дафны. Не смогу поддержать разговор об общих воспоминаниях, наоборот сболтну лишнего или и вовсе укажу на портрет какого-нибудь мужчины, спрашивая кто это, а окажется, что это мой родной отец.

Которого я должна была бы знать, не так ли?

Но я зря волновалась.

По словам матушки в детстве я три недели провалялась с сильнейше лихорадкой, которая похоже поджарила мои мозги и высосала из них все воспоминания. Я не помнила чего-то? Оригинальная Дафна помнила и того меньше, так что мне не о чем было волноваться.

Что до портретов отца — матушка злилась на него так сильно, что все сожгла.

Она сказала только:

— Такому вспыльчивому человеку это бы даже понравилось.

Не было никакого смысла говорить о своих кошмарах с ней.

Как не было смысла и говорить с кем-то из храма.

В Мариинской империи божественный пантеон насчитывал множество богов, но предсказаниям покровительствовала Ведания, хозяйка Вечного сада. На ветвях деревьев в Вечном саду сидели вещие птицы. Они пели свои песни, и те, кто имел способности к предсказаниям, слышали эти песни и могли их разгадать.

Каждая птица отвечала за какую-то одну сферу, и редко можно было встретить того, кто слышал больше одной.

Также почитались посланники Ведании — крылатые черные псы, одного из которых я в свои первые дни по ошибке приняла за ангела.

В храме пахло воском и дымом, и когда жрец оставил меня одну,