Пока я пел о прошлом с морщинами на лице,

доставал ли череп в моей косе мне до ушей?

Я могу справиться с криком, вы сами его слышали,

когда череп в моей косе будет свисать с носа.

Я чувствую, как текут стихи, и все, они уже сами льются на бумагу.

I’ll have had me a pint and be hanging with Keith

when the skull in my braid’s grown down to my teeth.

If I’m not on tour, well, you’ll know where I’ve been

when the skull in my braid’s grown down to my chin.

When the agents and labels get round to a check,

that old skull on my braid will be down to my neck.

And I’ll take that old check and I’ll rip it to bits

by the time my old skull has grown down to my tits.

With my girl in the sun and I’ll maybe get faced

when the skull in my braid’s grown down to my waist.

I’ll be rippin’ it up with a mouth full of sass

when the skull in my braid’s lookin’ down at my ass.

And life’ll be good and life will be sweet

if that skull in my braid makes it down to my feet.

It’s been second to none, that no life can compare,

when that skull in my braid gets cut out of my hair.

Я бы выпил пива и тусовался с Китом,

когда череп в моей косе дорастет до зубов.

Если я не в туре, то вы знаете, где я был,

когда череп в моей косе станет ниже подбородка.

Когда агенты и лейблы будут слушать нашу репетицию,

череп в моей косе будет лежать на шее.

И ту же самую репетицию я раскритикую в пух и прах,

к тому моменту, как череп в моей косе дорастет до сисек.

Возможно, мы будем лежать, накуренные, с подружкой

                                                                                    под солнцем,

когда череп в моей косе станет ниже талии.

Я буду пререкаться с отборными ругательствами,

когда череп в моей косе дотронется до задницы.

И жизнь будет хороша и прекрасна,

если череп в моей косе дорастет до ног.

Было так здорово, что ничья жизнь не сравнится,

когда мне отрежут и череп, и косу.

Вчера и сегодня я думал о временных границах между куплетом и скелетом (припевом) и о том, как все это сходится. У написания песен есть четыре элемента, или, как говорят в мире комиксов… Фантастическая четверка. Если разложить по полочкам, то получится мелодия, слова, аккорды и ритм, сложи все это – и получится то, что можно играть и чем можно бесить своих родителей.

Когда я был женат, то думал о себе в третьем лице. Я даже говорил жене: «Даже поверить не могу, что ты вышла замуж за этого парня из группы. Как это возможно?» А пару лет назад моя дочка Лив позвонила мне и сказала, что выходит замуж за Ройстона, еще одного парня из группы. И вот оно снова, как тень.

Вчера мне звонила бывшая жена, и я подумал: «Блин, а знаешь что? Я ее люблю», она забирала моего сына, и я стал думать о моей девушке Эрин и всех девушках, которые у меня были в жизни, и о том, что со мной случалось – два развода, все дела. И все это пища для страстного пера. Если у тебя уже есть ребенок, то ты поймешь, что написание песни с кем-то – то же самое, что и общий ребенок. Вы рожаете, вы пробуждаете духов времени, особого момента, секунд, не знаю, хорошо это или плохо, но у меня таких целый выводок. И я пытаюсь это осознать… Сначала это: «Эй, мятая!»[3], а потом в магические моменты это превращается в: «Эй, мя-та-тая», что в ритмическом ключе представляет собой четверку. Это музыкальная картина моего темперамента.

Как только у тебя есть мелодия, она становится вешалкой для шляп, на которую можно повесить много шляп: шляпы – это слова, которые ты на нее вешаешь. Или можно что-то наигрывать и так сочинять слова. Как только появился текст, пусть слова сами придумают мелодию. Те строки из Adam’s Apple: «back when Cain was able way before the stable» – знаете, откуда они взялись? Я наигрывал.

Я слушал первые наброски песни и слышал слова. Каждый раз. Они проецировались прямо в мое подсознательство. Они выпрыгивали на меня из наигрывания. Если вы внимательно вслушаетесь в мои наброски, то услышите тексты, которые я написал. Совсем как психоакустика. Если два человека играют или поют две ноты… появляется что-то посередине. Если играют две ноты или люди поют… между ними есть тон. Гармония-тире-психоакустика-тире-мотив. Из набросков моих кинков появилась песня Pink. А первым наброском к культовой Yesterday битлов был омлет. Магия, блядь.

Начинать надо оттуда… Ты не знаешь, что поешь и что это за аккорд. Как будто ты стоишь посреди пустыни с двумя длинными шестами и кучей маленьких палочек. И люди из города приходят и удивляются, как ты там оказался, как ты забрался на пальму по ступенькам своего голоса и стихов. «О боже, посмотрите! Он поет! Как он туда забрался?» Ты строишь лестницу. Песня – это тоже лестница, но ее надо строить без палочек. Забей на мелодию, забей на аккорды – нет-нет-нет. Начинай с увлечения, одержимости, страсти, злости, рвения, безумия, потом бери парочку нот, слепи из них аккорды, создай на них мелодию, а потом придумай слова, которые идеально на нее ложатся. «О боже, что это? Он поет там песни и теперь взбирается по воздуху на своих голосовых связках». Ну да, я забрался туда на своих дурацких набросках… О-а-О-ИИИ-а-и-еее! О-а-О-ИИИ-а-и-еее! Как большой яблочный пирог, ребятки.

Ты сразу поймешь, есть ли в песне эта магия. В ней должны быть эти крайности – единственное, какой она быть точно не должна, так это нормальной. Нормально – это смерть. Нормально –