На этот раз я крикнул чуть громче, и милая пара средних лет, Шерри и Филип, пригласили меня в дом. Филип – подрядчик, а Шерри – скульптор. По дому были разбросаны удивительные, причудливые вещи, которые она сделала. «О, боже, – говорю я, – а можно осмотреться?» Одна скульптура из виолончели, а другая – я даже описать не могу – из тыквы. И сушеные подсолнухи. Я будто очутился в стране Оз. Тем временем по телевизору идет «Америка ищет таланты». Двадцать девчонок, которых мечтает поиметь каждый парень.

В гостиной стоит старая фисгармония, прямо как та, на которой я написал Dream On. Я начал играть и чувствовал себя так, будто парю. Фисгармония была такой знакомой. Я словно переместился назад в Троу-Рико на несколько лет назад, когда я вытаскивал аккорды из воздуха. Оказалось, что это была фисгармония Este, сделанная в Вермонте в 1863 году, – абсолютно такая же, какая у нас была в Троу-Рико.

– Где вы ее нашли? – спросил я.

– У бухты есть старый антикварный магазинчик напротив продуктового, и эта фисгармония стояла прямо на крыльце, – объяснила Шерри.

Значит, они купили фисгармонию в восьмидесятых, как раз в то время мой папа продал Троу-Рико. Вот это, я понимаю, интуиция! Муза завела меня в дом, в котором я ни разу не был, и вот он, мой старый друг, моя фисгармония Dream On. Разве это возможно? Я сел за нее, положил руки на клавиши и вытащил все рычаги фа минора, которые я вытаскивал тридцать пять лет назад. Когда я начал играть, то почувствовал, как она дышит. Прямо там мы занимались музыкальной любовью.

Шерри сказала, что купила фисгармонию на аукционе Санапи осенью после того, как родители продали Троу-Рико, так что, скорее всего, это та же фисгармония. «Мне кажется, что в ней живет полтергейст, который каким-то образом привязан к этой хрустальной вазе, – сказала она. – Я всегда ставила вазу на фисгармонию, но после переезда я решила поставить ее на полку. Однажды я сидела на полу и рисовала, и тогда ваза просто свалилась с полки и упала мне на спину. Но с тех пор, как я поставила ее обратно на фисгармонию, она не движется девять лет».

Я заставил Шерри пообещать, что если она когда-нибудь продаст эту фисгармонию, то сначала скажет об этом мне. Она охрененная. Прямо настоящая фисгармония с рычагами. Вот странный факт об антиквариате – мы покупаем их с дополнительным весом прошлой жизни. Как старинные бусы, которые ты случайно нашел в Месопотамии. Ты не знаешь, кому они могли принадлежать. Они говорят только: «Мы бусы с древней земли, найденные в руинах». Или их нашли в покрытом ракушками сундуке у берегов священной земли. Может, они когда-то висели на шее Марии Магдалины.

Когда к тебе приходит песня, ты пишешь ее за десять минут и думаешь: «Вот оно. Упала на колени, словно аист бросил ребенка. Она всегда была там. Эта песня. Внутри…»

Когда к тебе приходит песня, ты пишешь ее за десять минут и думаешь: «Вот оно. Упала на колени, словно аист бросил ребенка. Она всегда была там. Эта песня. Внутри…» Просто сначала она должна избавиться от этой плацентной хрени вокруг. Ведь кто вообще пишет песни? Если бы тут был Дилан, он бы сказал своим спокойным бобским голосом: «Так, и откуда же это взялось?» Из небытия, строчки приходят к тебе…

  You think you’re in love like it’s a real sure thing

  But every time you fall, you get your ass in a sling

  You say you’re in love, but now it’s “Oooh, baby, please,”

  ’Cause fallin’ in love is so hard on the knees

  Ты думаешь, что влюбился, что это по-настоящему

  Но ты каждый раз огребаешь, когда ты влюбляешься

  Ты говоришь, что влюбился, но сейчас это: «Да, детка, пожалуйста»,

  Ведь влюбляться – это так больно

Ты видишь это в воздухе и говоришь: «Вот это нужно поймать». Как те индейские ловцы снов. Я смотрю на них и думаю: «О боже, это же, блядь, мой мозг!» Я что-то вижу или слышу, как играет Джо, и кричу: «Стоп, стоп! Что это было?» Или я слышу обычный переход у Beach Boys, и из него вырисовывается целая песня.

Когда я был маленьким, мама читала мне все эти рассказы и стихотворения, Диккенса, Теннисона, Эмили Дикинсон. Так я и научился рифмовать. Я рифмоголик. Из-за этого я задумался, почему, когда ты выглядываешь из бокового окна машины и останавливаешься на красном свете, мир будто тебя нагоняет. Все, что ты проезжаешь, будто бежит с тобой; стихотворения из прошлого могут превратиться сегодня в песни с помощью любопытства и воображения.

Но они настигают тебя, как тогда, когда мне снилось, что я парил под потолком, а потом вылетел из окна и полетел над городом. У меня был кусок дерева, я стоял на холме, прижимал его к груди и ловил ветер, как сани ловят снег, и начинал подниматься, потом падал, катился вниз по склону и снова хватал дерево и ловил ветер, я боялся, что снова упаду, а потом снова поднимусь, и ветер унесет меня в море. Я поднимался так высоко, что садился на дерево. И я просыпался с вопросом: «А существуют ли летающие машины?» Я чувствовал это ощущение в груди, как при падении. Эти рассказы вдохновляли на мечты, так что спасибо тебе за них, мама.

Я крутил маленький череп, который вплетал в свою косу, и такой: «Хм-м-м». Я начал с чего-то, что знакомо всем, как те строчки из Dream On.

Every time I look in the mirror

All these lines on my face getting clearer

Sing with me, sing for the ye-ears.

Каждый раз, когда я смотрю в зеркало

Морщины на моем лице становятся четче

Пой со мной, пой о про-ошлом

Я схватил щепотку этого и забросил, как дрожжи. 2010 год, и если бы я провел линию от Dream On до сегодняшнего дня, то я бы сказал:

All the lines on my face as I sang for the years

was the skull in my braid barely down to my ears?

I could deal with the screamin’, you know how that goes

when the skull in