Мы должны были заполучить фанатов любой ценой. Мы знали, что наша энергия заразна, что мы заразим всю колонию. Доказательства того, что мы одерживаем победу, появились в виде фанатов Mott the Hoople. Народ начал перепрыгивать через барьеры, взбираться на сцену и хватать нас. Детройт стал для нас поворотным пунктом. В 1975-м мы трижды играли в «Кобо-Холле». После этого мы взлетели. Бесчисленное множество групп конкурируют за сердца, умы и деньги поклонников священного рока, но Aerosmith удалось, к лучшему или худшему, добраться до уха (и других органов) многих из них.

И все же нашей основной аудиторией всегда была Синяя армия – хардкорные фанаты со Среднего Запада. Синей армией они были потому, что все носили джинсы; такое море синего цвета. Точно так же, как империя Джимми Баффета… берегитесь, это нация Q-Tip. Все, блядь, серые, и им это нравится. И нам всем пришлось ехать на поезде Aerosmith в дальние дали.

Наша задача была такой же, как и у публики: зажечь, завести их… завести себя! Как я всегда спрашиваю: «Вам было так же хорошо, как и мне?» Даже вдохновляет на четверостишье…

Was it as good for you as it was for me?

That smile upon your face makes it plain to see

What I got, uhuh, what you got, oo-wee

So was it as good for you as it was for me?

Вам было так же хорошо, как и мне?

Эта улыбка на лице говорит сама за себя

Мне было классно, да, и вам было классно, е

Так вам было так же хорошо, как и мне?

Глава 5

Исповеди рифмоголика

В раннем юношестве, лет в семнадцать или восемнадцать, я возвращался домой с ночных выступлений с местными группами Нью-Гэмпшира типа Click Horning и Twitty and Smitty и полз до своей кровати в Троу-Рико, накуренный от паленой новоанглийской травы. Я начал сочинять песню об отчуждении на старой фисгармонии Este. Старый викторианский инструмент, сделанный в Вермонте в 1863 году, стоял в студии, где мой папа занимался по четыре часа в день.

Чтобы поиграть на фисгармонии, мне надо было выкраивать время в середине дня, пока гости плавали на Дьюи Бич. Песня началась с моей правой руки, она гипнотически текла из самого эфира. Это и была Dream On.

Я начал в фа миноре со вставками до и до-диез мажора. Из-за этого получилась такая тревожная атмосфера, как у Эдгара Аллана По. Я достаточно много написал в Санапи, и тогда понял, что вырисовывается что-то интересное. А слова я сочинил в «Логан Хилтоне», когда мы работали над нашим первым альбомом.

Я всегда говорил, что главное – это голод, желание, амбиции, песня себе самому. Что-то в ней было такое ностальгическое и знакомое, словно ее написал кто-то другой много лет назад (но если нет, то это верный признак, что песня хороша), или, наоборот, будто я написал ее через много лет, оглядываясь на все те вещи, что произошли со мной за последние четыре десятилетия. Pink из Nine Lives была такой же, ее тоже написал кто-то другой. Но в любом случае первая моя мысль заключалась в том, что, возможно, меня послали на эту землю не для того, чтобы стричь газоны.

Every time that I look in the mirror

All these lines in my face gettin’ clearer

The past is gone…

Каждый раз, когда я смотрю в зеркало

Морщины на моем лице становятся четче

Прошлое позади…

Поток сознания, смешанный со сказками братьев Гримм, которые мама читала мне у кроватки до тех пор, пока не пришлось читать их самому.

Sing with me, sing for the years

Sing for the laughter and sing for the tears

Sing with me, if it’s just for today

Maybe tomorrow the good Lord will take you away

Пой со мной, пой о прошлом

Пой ради смеха и пой ради слез

Пой со мной хотя бы сегодня

Может, завтра Господь заберет тебя

Слова Dream On пришли ко мне в виде одной мысли… а поезд моих мыслей останавливается на каждой станции.

Прошлым летом я чисто случайно нашел ту самую фисгармонию, на которой написал Dream On, в доме у озера, недалеко от того места, где я живу. Эта дорога стала своего рода метафорой моей жизни. Она начинается в лесу возле моего дома, и я вспоминаю те дни, когда оставался в Санапи в начале зимы, боялся темноты и не знал, что делать со своей жизнью. А потом дорога сворачивает к бухте, где обычно зависали мы с Джо.

Дорога образует петлю где-то в пять километров вокруг причудливых и величественных домов, вдоль травянистых зеленых полей, вверх и вниз по холмам. Я бегал там каждое утро в течение двух месяцев, чтобы подготовиться к предстоящему туру. Никто и не догадывается, что у меня хватает дыхания петь Don’t Want to Miss a Thing в ебаной России из-за того, что я бегаю по этой сраной петле. Если я могу взбежать на холм Разбитых Сердец, спуститься к бухте и вернуться к дому, не рассыпавшись на тысячи пульсирующих, задыхающихся кусочков, то я готов покорять мир. Иногда я сбегал с причала прямо в воду, обмазанный водами Матери-природы, крещенный ледяным озером Санапи.

В живом исполнении, прежде чем спеть ту высокую ноту в Dream On, я делаю небольшую гипервентиляцию. Я смотрю вниз (вот так – включите воображение) и быстро вдыхаю и выдыхаю, вдыхаю и выдыхаю… потом тяну: «Да-а-а-а», и задерживаю дыхание на том моменте, когда любой нормальный человек под водой сказал бы: «Мне надо срочно вынырнуть!» Я научился это преодолевать, пока бегал вокруг озера… все ради чистых нот.

За последние десять лет, пока мои ноги становятся все слабее и слабее с семидесятых годов, пробежка становилась все сложнее, но про раненого рок-воина я расскажу потом.

Однажды ночью во время пешей прогулки по петле я пробегал мимо дома с мерцающим пламенем. Дом назывался «Дорога ведьмы», а снаружи были горгульи, манекены и изогнутые ветви деревьев. Я много раз видел этот дом, и каждый раз, проходя мимо, думал: «Я хотел бы познакомиться с человеком, который там живет». Я останавливался перед