И забавно, конечно, что он не особенно отличался от остальных ребят в классе – рубашка с галстуком, взлохмаченные волосы, удивленно приподнятые брови, слегка смущенная улыбка. Но я разглядела в нем все то, что отличало меня от мамы – у меня светлые глаза, а у нее темные, у меня круглое лицо, а у нее вытянутое. Фотография все объясняла.

Я поводила пальцем по буквам под портретом. Фрэнсис Йирли. Было такое ощущение, что я впервые читаю это имя. Этому мальчику предстояло стать моим папой, но он выглядел как совершенно обыкновенный восемнадцатилетний парень, готовый выйти в мир и заявить о себе.

«Вернись в реальность, Марен. Каковы шансы на то, что он будет красить твою спальню и готовить тебе завтрак?»

Проблема с такими вопросами в том, что они всегда влекут за собой другие. А где буду я через двадцать лет? Буду ли я всегда жить в чужих домах, представляя, что это мой дом? С кем я буду переезжать с места на место, буду ли странствовать в одиночестве и что, если я не смогу странствовать?

Примирюсь ли я с мыслью о том, кто я и что сделала? Как мне примириться с этим?

Я устала от одних лишь мыслей – жить с этим прошлым было и вовсе невыносимо. Я поставила альбом на полку, взяла дневник и начала писать.

Без четверти восемь появился Ли.

– Как прошло? – спросил он.

Я ответила ему одним лишь взглядом.

– Настолько плохо?

Я кивнула.

– Она дала тебе адрес?

Я вынула из кармана тетрадь, положила на стол и пододвинула к нему. Фрэнсис Йирли (как будто я могла забыть его имя), больница им. Брайдуэлла, 19046, Шоссе Колорадо F, Тарбридж, Вайоминг.

– Так он в больнице? – нахмурился Ли.

– Это заведение для душевнобольных.

Он с грустью посмотрел на меня, но в его взгляде не было удивления.

– О, Марен. Мне так жаль.

Я просто пожала плечами, ощущая себя старой и усталой, как будто за час пролетело целых двадцать лет.

– Десять минут до закрытия, – объявила по громкоговорителю библиотекарь.

– Ты до сих пор хочешь повидаться с ним?

Я кивнула.

– Значит, обратно в Висконсин, – сказал Ли. – По крайней мере, не так далеко ехать. А это что?

Он показал на стопку ксерокопий на столе передо мной.

Я протянула ему один из листов.

Меня зовут Марен Йирли, мне шестнадцать лет. Я понимаю, что то, что я собираюсь вам сообщить, похоже на больную шутку, но когда вы увидите имена и даты внизу, соответствующие данным о пропавших людях, вы поймете, что я вовсе не обманщица с плохим чувством юмора, которой больше нечем заняться.

– Нет, – протянул он. – Ты же не всерьез собираешься их кому-то посылать.

– Почему бы и нет?

Правда освобождает.

– Никто тебе не поверит.

Я хотела сказать, что неважно, поверит мне кто-то или нет, но подумала, что он не поймет. Вместо этого я сказала:

– Может, и поверит.

Ожидая Ли, я нашла адреса всех полицейских участков в тех городах, где делала плохое, записала признание на листе бумаге и сделала девять копий. Я еще не решила, где буду дожидаться полицию, но подумала, что смогу дописать позже.

Какой-то части меня стало лучше. Другой до сих пор хотелось убежать во тьму.

– Да ладно, – сказал он. – Необязательно рассылать это сегодня. Хочу доехать до Тарбриджа как можно быстрее и найти место для ночлега.

Мы вернулись в Висконсин и поехали по дороге с длинными полями по обеим сторонам. Уже темнело, когда на холме слева мелькнула какая-то тень. С тех пор как я начала путешествовать с Ли, я видела немало оленей, но только на стенах хижин или лежащих на плечах, безжизненных.

– Стой, – сказала я.

Ли нажал на тормоза. Олень прыжками пересек дорогу и поскакал прочь по высокой траве вдоль забора с колючей проволокой.

На какое-то мгновение мир как будто замер. Воздух застыл, ноги и белый хвост зависли над колючей проволокой. Потом животное легко, без усилий, перепрыгнуло на другую сторону и скрылось за гребнем холма. Никогда в жизни я не видела ничего более грациозного.

Был уже двенадцатый час, когда мы добрались до Тарбриджа, проехали через город и мимо поворота к больнице Брайдуэлла – мы направлялись к национальному парку Отсинувако. Без всякого предупреждения Ли резко развернулся, и все в машине полетело с одной стороны на другую.

– Ты видела тот щит?

– Какой щит?

– «Выставка домов». Это выставка моделей, показывающих, как будет выглядеть дом с мебелью. Вторую ночь подряд нас ждет настоящая кровать, если мы сможем туда проникнуть.

Улица была совсем новой, и на ней еще не успели поставить фонари. Ли припарковался у недостроенного дома – у него не было стен, только деревянный каркас, – и мы прошли по немощеной дорожке к дому в начале улицы. Перед ним красовалась идеальная лужайка с аккуратно подстриженными кустами. На двери висел венок с сосновыми шишками и розовыми ленточками. Крыльцо с остроконечной крышей, гараж с двумя дверями.

Ли уверенно направился за дом, и я последовала за ним. На зеленую лужайку с зеленой изгородью выходила задняя дверь с широкой деревянной террасой. Ли поднялся по ступенькам и склонился над замком. Вытащив из кармана нечто вроде куска проволоки, он вставил его в замочную скважину.

– Ты где научился взламывать замки?

– На уроках труда. – Ли улыбнулся своим воспоминаниям, орудуя проволокой. – Когда учитель болел, кое-какие ребята давали другие уроки.

Раздался щелчок, Ли выпрямился и распахнул дверь.

– После вас, – сказал он, и проследовал за мной на кухню.

На круглом столе стояла красная керамическая чаша с пластиковыми лимонами. Вдоль стойки выстроились барные табуреты, у стены стояли высокий стальной холодильник и плита с шестью конфорками.

Мы сняли обувь и приступили к изучению места. В холодильнике я нашла несколько упаковок с тестом для печенья.

– Думаю, они планируют испечь печенье прямо перед показом, – сказал Ли, заглядывая мне через плечо.

Протянув руку, он взял одну упаковку.

– Домашний запах. Проголодалась?

Я кивнула, он вытащил из духовки противень, поставил температуру на 350 градусов и распечатал упаковку. Мы помыли руки в раковине и минуты две, показавшиеся мне очень уютными, занимались тем, что раскладывали кружочки теста на противне.

Поставив печенья в духовку, мы прошли в столовую. Стол был как будто подготовлен к приему гостей: фарфоровые блюда с розочками по краям, малиновые льняные салфетки в эмалированных держателях, массивные столовые приборы, хрустальные бокалы и все