доктор. – Вполне возможно, Марине Карповне потребуется срочная операция. А теперь позвольте откланяться, Иван Ильич. Ещё много людей в нашем городе нуждаются в моей помощи.

Сафронов с потерянным видом вошёл в дом и поспешил в спальню жены, стараясь выглядеть веселым и беззаботным.

7

Старица Агафья привела в дом высокого худощавого юношу и усадила его за стол.

– Писать ещё не разучился, Прокопка?

– Ещё лучше научился, – не замедлил похвалиться юноша. – Я сейчас переписчиком служу в библиотеке и грамотнее стал, и почерк улучшился.

– Тогда вот, держи, – она положила перед ним чистый лист бумаги, поставила чернильницу и вручила перо. – Сейчас письмо писать будешь, Прокопка, – сказала она. – Только смотри, не напорти. Очень важный человек читать твою писульку будет.

Юноша макнул перо в чернильницу и выжидательно посмотрел на старицу.

– Дорогой наш батюшка, благодетель и заступник Григорий Ефимович, – продиктовала Агафья и замолчала, наблюдая, как юноша старательно выводит на бумаге её слова. – Нагрянули в нашу избу, в сионскую горницу, поповские прихвостни и жандармы. Они погром учинили повсеместно и заарестовали кормчего корабля нашего, старца Андрона.

Сделав паузу, Агафья внимательно наблюдала за пером в руке юноши, легко и ровно скользящим по бумаге.

– Вот уже неделю безвинно мается кормчий наш в остроге и ничегошеньки о нём мы не ведаем.

Пока юноша старательно выводил фразу на листе бумаги, Агафья задумалась, подбирая подходящие слова, и вскоре продолжила диктовать:

– Жив ли он там, сердечный, или помер, мы ни сном ни духом не ведаем.

Написав фразу, Прокопий вздохнул и поинтересовался:

– А про Евдокию Крапивину отписывать будем, «богородица»? Её ведь тоже со старцем увезли и о ней нам тоже ничего не известно.

Агафья медленно приподняла голову и взглянула на него исподлобья.

– Пиши то, что я тебе говорю, и не мешай мне думать, – сказала она. – Ежели старца из острога выпустят, то и её никто там держать не будет.

Юноша пожал плечами и выжидательно посмотрел на «богородицу».

– Мы, голуби корабля нашего, нижайше кланяемся тебе в ноженьки, Григорий Ефимович. Мы просим тебя, заступник веры нашей, обрати взор свой светлый на беды наши, избавь от гонителей и вызволи кормчего нашего из жуткой неволи.

Закончив писать, юноша выжидательно посмотрел на старицу.

– Чего пялишься, олух? – сказала она презрительно. – Читай мне всё, что накарябал.

Юноша кивнул и зачитал вслух написанное письмо.

– Ну вот, пожалуй, и хватит, – удовлетворённо вздохнула Агафья. – Григорий Ефимович не любит читать, когда много написано.

– А подписывать письмо будешь, «богородица»? – поинтересовался юноша, отодвигая чернильницу и бумагу. – Чьё имечко вписать прикажешь?

– Вот моё и вписывай, – «приказала» Агафья. – Мне пужаться нечего, написали всё, что было, ничего не выдумывая.

Юноша послушно вывел в конце письма её имя, а Агафья поставила рядом с ним крестик.

– Сделай пакет и вложи письмо в него, – распорядилась она. – Опосля в дорогу собирайся. Лично сам письмо в Петербург свезёшь.

У юноши вытянулось лицо. Слова «богородицы» повергли его в шок.

– Так я никогда и никуда из Самары не выезжал, – вымолвил он. – А Петербург… Матушка, помилуй, разве, кроме меня, больше послать некого?

– И впрямь, чего это я, – вздохнула Агафья. – Несмышлёныша с ответственным делом чуток не отправила.

– Вот-вот, и я о том, – вздохнул облегчённо юноша. – Наломаю дров незнаючи и загублю всё дело.

– Ладно, клей пакет и помалкивай, – вынужденно согласилась Агафья. – А кого в Петербург отправить, я найду.

* * *

Выслушав Евдокию, консисторский дьяк Василий и иерей Георгий многозначительно переглянулись. Распираемый бурей чувств, дьяк вскочил из-за стола и принялся ходить по горнице, довольно потирая руки.

Иерей Георгий остался сидеть на месте, исподтишка наблюдая за Евдокией. А она с заплаканным лицом сидела во главе стола и вытирала платочком мокрые глаза и щёки.

– Всё просто замечательно! – невзирая на церковный устав, предписывающий священнослужителям вести себя скромно и сдержанно, воскликнул торжествующий дьяк. – Ты столько поведала нам, сестра, что Андрон однозначно угодит на каторгу!

– А я кляну себя за то, что язык свой поганый развязала, – всхлипнула Евдокия. – И что мне делать теперь? Мы же с сестрой в избе той молельной живём, и куда мне возвращаться прикажете?

– Если некуда тебе возвращаться, сестра, живи здесь, в моём доме, – предложил вдруг иерей Георгий. – Я стеснять тебя не буду.

– Нет, не можно эдак, – шмыгнув носом, возразила Евдокия. – Я и так уже неделю здесь гостюю. У меня там сестра осталась, Мария. И… что люди скажут, видя меня в вашем доме, батюшка?

– У прислужниц церкви можешь пожить пока, – останавливаясь посреди горницы, предложил дьяк. – Потом свидетельницей перед Священным Синодом выступишь, и… Мы поможем тебе найти работу и жилье.

– А что же я на синодском суде говорить должна? – ужаснулась Евдокия. – Ежели старца по моей милости на каторгу упекут, все на корабле меня люто возненавидят.

– Нашла о чём горевать, душа заблудшая, – усмехнулся иронично дьяк. – Ты лучше о спасении своём подумай. Хлыстовская ересь с сатанизмом сравнима, а это искоренять надо в самом зародыше.

– Да всё понимаю я, только другие поймут ли? – всхлипнула Евдокия. «Божьи люди» одинаково и в православии состоят, и радения не отвергают. Они же…

– Не надо, не устраивай нам здесь проповедей хлыстовских, – перебил её на полуслове дьяк. – Секта христоверов запрещена законом. На Андрона заведено будет дело мирскими властями, а ты радуйся, что тебя минует чаша сея.

Распрощавшись с иереем и сухо кивнув на прощание Евдокии, он направился к выходу, и вдруг…

– Так что же нам делать, Василий? – крикнул запоздало вслед иерей. – Мы же…

– Я сейчас в Синод с докладом, – обернувшись, сказал дьяк. – А вы… Живите, как жили покуда, а девушке лучше носа из избы не высовывать. Ничего худого для неё я не предрекаю, но мало ли чего…

* * *

Доктор пришёл навестить Марину Карповну через два дня.

– Вижу, дела ваши на прежнем уровне, дражайшая Марина Карповна, – сказал он, укладывая в саквояж тетрадь. – А вот кошмары вас случайно не беспокоят?

– Как-то не спалось мне две ночи прошедшие, – разглядывая в зеркале своё отражение, посетовала она. – Горло воспалилось, глотать трудно, отсюда и сна ни в одном глазу.

Повторив осмотр, он осмотрел горло Сафроновой, доктор развёл руками и объявил:

– Ваше горло в полном порядке, сударыня. Ни опухоли, ни покраснений, ни каких-то отёков я не нахожу.

Выслушав его, Марина Карповна нервно ухмыльнулась.

– Вероятно, у меня болезнь серьёзнее, чем какая-то ангина, – вздохнула она. – А вы, Олег Карлович, всячески скрываете от меня мой настоящий диагноз.

– Но что вы, ничуть, – стушевался доктор. – Ваша болезнь, гм-м-м… Присутствует у многих