– Не знаю, – пожимая плечами, ответил Егор. – Здесь воров-медвежатников и фальшивомонетчиков от всех отдельно содержат, чтобы они других своему ремеслу не обучали. А старца вашего тоже, наверное, в одиночке заперли, чтобы он свои проповеди греховные среди других не распространял.

Из двери конторы вышел офицер, и все затихли в ожидании.

– Кто к политическим, готовьтесь, сейчас пускать начнём, – громко объявил он.

Офицер развернулся, но Егор успел оказаться рядом.

– Павел Иванович! – воскликнул он. – Это я, Егор Крымов, и со мной ещё один. Мы к Андрону, вы, наверное, знаете?

Офицер хмуро взглянул в сторону приросшего к полу Лопырёва, затем перевёл взгляд на льстиво улыбающегося Егора.

– Зайдите и в конторе отметьтесь, – буркнул он. – В первый и последний раз без разрешения впускаю, Крымов. Ты знаешь, какие в наших стенах правила.

– Да-да, конечно, знаю, Павел Иванович, – опуская в его карман сто рублей, улыбнулся Егор. – В первый и последний раз, как молитву запомню.

Следом за офицером он вошёл в контору и через несколько минут вышел, потирая руки.

– Всё в порядке, Гавриил Семёнович, – сказал он. – Сейчас нас вызовут.

Через пару минут из конторы вышел надзиратель и выкрикнул:

– К хлысту Андрону кто? Заходите!

– Это нас приглашают, Гавриил Семёнович, – дёрнул за рукав Лопырёва Егор. – Пошли…

Надзиратель ввёл их в большое светлое помещение с зарешеченными окнами, которое разделяла прочная решётка от потолка до пола. С одной стороны стояли в ряд арестанты, а с другой толпились их родственники.

Старец Андрон как всегда выглядел угрюмым, но бодрым. Он подошёл к решётке и взялся за неё руками. Как только прозвучала разрешительная команда, Лопырёв поспешил к нему.

– Уж кого-кого, а тебя не ожидал здесь увидеть, Гаврила, – усмехнулся Андрон. – Мне тут жандарм сказал во время допроса, что свидание мне до суда не положено.

– Кому не положено, а кому дозволено всё, – неловко пошутил Лопырёв.

– Из всего следует, что какое-то неотложное дело заставило тебя искать со мной встречи? – заинтересовался старец.

– Дьяк уж больно усердствует, – вздохнул Лопырёв. – Так и норовит отправить тебя на каторгу.

– Чего быть, того не миновать, – спокойно отреагировал Андрон.

– Агафья письмецо в Петербург отписала Григорию Ефимовичу, – высказал новость Лопырёв. – Просит его вытащить вас из заточения.

– Вот видишь, надежда ещё есть, хотя и мизерная, – усмехнулся Андрон. – Суд уже скоро, и письмо едва ли дойдёт за это время до Григория Ефимовича.

– Ежели почтой отправить, то не успеет, – согласился Лопырёв. – Агафья мне с письмом на перекладных ехать велит.

– Она дело говорит, – одобрил Андрон. – На поезде ехать дольше, чем на перекладных. Письмецо Григорию Ефимовичу лично вручи да деньжат тысяч пять сунь в ручку. Тогда он при тебе его прочтёт и меры примет.

– Вот и всё, с чем пришёл я к тебе, Андрон, – вздохнул Лопырёв. – Сам-то ты как? Трудно приходится на харчах казённых? Сокамерники не обижают?

– Сейчас не время и не место рассказывать тебе о жизни острожной, – поморщился Андрон. – Всё хорошо, вот только допросами донимают. – Он посмотрел по сторонам и перешёл на шёпот: – Ты одно дело делай и о другом не забывай. Ты понимаешь, о чём говорю я, Гаврила?

– Речь о Сафронове? – тоже перешёл на шёпот Лопырёв.

– Верно мыслишь, о том я, – кивнул утвердительно старец. – Как у него дела наши общие движутся?

– Ни шатко ни валко, а так, как ты и предвидел, – сообщил Лопырёв.

– Жиды-ювелиры сначала охотно ему золото продавали, – ухмыльнулся Андрон. – А затем, видя, что он всё покупает и покупает, цены увеличили.

– В два, а то и в три раза, – подтвердил Лопырёв.

– Именно на то я и рассчитывал, – скупо улыбнулся Андрон.

– Я вот сейчас в Петербург еду, сколько у него денег взять? – прошептал Лопырёв, покосившись на беседующих рядом «соседей».

– А сколько даст, столько и бери, – ответил Андрон с едкой усмешкой. – Чем больше, тем лучше. Всё одно за растраты ему ответ держать предстоит.

Время, отведённое для свиданий, прошло быстро. Свистком надзиратель оповестил о прекращении свидания, и приученные к внутреннему распорядку арестанты дружно отошли от решётки и выстроились у стены в ряд. Надзиратели их тщательно обыскали и по одному вывели из помещения. Посетители тоже стали расходиться.

– Ну что, всё в порядке, Гавриил Семёнович? – поинтересовался Егор.

– Да, всё хорошо, – вздохнул Лопырёв. – Давай-ка веди меня на выход, братец.

– Я узел передал дежурному и деньжат маленько сунул, – сообщил Егор. – Обещал за стариком лично приглядывать и исполнять всё, что он попросит.

– А верить-то ему можно? – посмотрел на него с любопытством Лопырёв. – А то возьмёт деньги и про обещания забудет.

– Здесь так заведено, – принялся объяснять Егор. – Тому, кто деньги взял, можно верить как Господу Богу! Взял деньги, делай дело, за что заплачено. Выйдешь из доверия, больше давать не будут и тогда ищи работу. Здесь деньгами надзиратели друг с другом делятся.

– Тогда я спокоен, – усмехнулся Лопырёв. – И тебе заплачу, как обещал и ещё чуток сверху положу. Как выйдем отсюда, так сразу сполна расчёт получишь.

9

Молодая лошадь, запряжённая в телегу, резво бежала по просёлочной дороге. Макар Куприянов, левой рукой держа вожжи, правой погонял её кнутом, слегка подстёгивая по крупу. Силантий Звонарёв, лёжа на ворохе сена, лениво смотрел на разлившуюся и всё ещё не вошедшую в свои берега реку.

– Эй, Макар! – ткнул он рукой в бок Куприянова. – Долго ещё серчать собираешься? Чего молчишь, будто в рот воды набрал, ирод?

– А я уже наговорился с тобой до одури, – не оборачиваясь, огрызнулся Куприянов. – И сейчас всё тело огнём горит от порки, тобой учинённой.

– А ты не злись и не сетуй, Макарка, – махнул рукой Силантий. – На себя пеняй и не свешивай на меня собак и кошек. Не пожаловалась бы на меня Степанида твоя блаженная, оба бы сейчас не поротые были.

Разговор не завязался, и некоторое время они ехали молча. Куприянов погонял лошадь, а Силантий смотрел на реку.

– А речушка наша в Волгу впадает, – заговорил Силантий. – Интересно, как сейчас выглядит великая река?

Куприянов, чтобы не злить своего «обидчивого» пассажира, был вынужден поддержать разговор.

– А что с ней станется, – сказал он не оборачиваясь. – Волга есть Волга. Широка, глубока… Лёд сошёл, и кораблики по ней плавают.

– Приеду в Самару, погляжу на Волгу и порадуюсь, – вздохнул Силантий мечтательно. – Наша речушка вон какая бурлящая, а Волга… В неё впадает тысячи таких вот рек.

– Ты для того морду свою страшенную марлей обмотал? – поинтересовался Куприянов с подковыркой. – Чтобы не испужать своим мурлом реку великую?

Силантий пропустил