себя пулю, которая предназначалась ему.

Глава 32

На следующий день Филипп сидел в кабинете и мрачно взирал на полупустую бутылку бренди, приканчивая уже третий стакан кряду. Утром Софи уехала домой, даже не попрощавшись, да он и не винил ее. Он это заслужил. Из-за него она чуть не погибла.

Разумеется, он попытался с ней увидеться. С того дня, как прибыл сэр Роджер, Филипп все ждал, когда он позволит ему войти. Но, едва очутившись на пороге его дома, отец Софи ясно дал понять, что никто не войдет к ней без его дозволения, и что в первую очередь это касается Филиппа.

Сэр Роджер вообще отказался с ним разговаривать. О том, что произошло, он захотел услышать непосредственно от генерала Гримальди, а тот, несомненно, считал, что стреляли в Филиппа, а Софи закрыла его собой.

Каждый взгляд сэра Роджера давал понять, чтобы Филипп на него не рассчитывал. И Филипп не мог его винить, но по крайней мере был осведомлен о состоянии Софи, ведь платил-то докторам он. По словам доктора Моррисона, рана заживала хорошо, от инфекции не осталось и следа, жар спал – Софи уверенно шла на поправку.

Никогда еще не доводилось Филиппу испытывать такого облегчения, даже тогда, в Девоне, когда к нему вернулась речь, вот только прошла неделя, и сэр Роджер увез Софи домой.

Разумеется, перед их отъездом Филипп попытался с ним поговорить, попросил разрешения повидать Софи в последний раз, попрощаться, но получил отказ: «Моя дочь не желает вас видеть, ваша светлость, ни разу даже не спросила о вас. Мы хотели бы уехать немедленно».

Его слова были как нож в сердце, но Филипп должен был уважать желание Софи, как ни мучительно это было для него. Это он виноват в ее страданиях. Кроме того, они не давали друг другу никаких обещаний, не строили планов на будущее. Они провели одну сказочную ночь в объятиях друг друга, а потом он свалял дурака и сказал, что больше ничего не может ей предложить. Что еще она должна думать о нем? Нет, Филипп не винил Софи за то, что она больше не желает его видеть. Сам виноват!

Раздался тихий стук, за ним звук открываемой двери, и в кабинет просунул голову Белл.

– Хочешь, составлю компанию? – спросил Белл.

– Нет! – отрезал Филипп. – Как раз сейчас я хочу побыть один. И вообще: я думал, ты давно укатил в Лондон вместе с Гримальди.

– Я хотел поговорить с тобой.

– Уходи! – прорычал Филипп.

– Принимаю твой ответ за приглашение. Больше, кажется, от тебя ничего не добиться, – с ухмылкой заметил маркиз, распахивая дверь, вошел в кабинет и уселся за стол.

– И не смей говорить, что пить вредно! – буркнул Филипп, наливая себе еще бренди.

– И не собирался, – возразил маркиз.

Филипп со вздохом провел рукой по волосам.

– Ладно. Тогда оставайся. – По крайней мере, Белл отвлечет его от мыслей о Софи. – Есть новости о наших арестованных?

– Да, все за решеткой: Хилсдейл, Валентина и Уайнинг в Тауэре, а Хью и двое других – в Ньюгейте.

– Хью не удостоился Тауэра, потому что больше не герцог, – с усмешкой заметил Филипп.

– Именно так, – подтвердил Белл. – И поверь мне: как внук герцога, он жестоко страдает еще и от этого удара по самолюбию.

– И что за участь их ожидает? – спросил Филипп и поднес к губам стакан с бренди.

– Разумеется, сначала они предстанут перед судом, но я уверен: с учетом наших показаний Хилсдейлу и Валентине смертный приговор обеспечен.

– А Уайнинг?

– Вероятно, сможет выкрутиться, и, если повезет, ему сохранят жизнь.

Филипп мрачно кивнул:

– А что сэр Роджер? Может, и он причастен каким-то образом к гибели Малькольма?

В глубине души он очень надеялся, что непреклонного папашу Софи тоже препроводят в тюрьму.

Белл покачал головой:

– Никоим образом, насколько мы смогли установить. Кажется, бедный старик пал жертвой красоты этой коварной обольстительницы, после того как та овдовела и была отвергнута многими прочими. Мы возобновили расследование смерти ее первого супруга. Репутация дамочки изрядно подмочена, и за сэра Роджера она вышла из-за денег и желания обрести наконец титул. Валентина не брезговала такими как Хилсдейл: любовники дарили ей дорогие подарки, исполняли желания.

Ноздри Филиппа раздулись от гнева. Страшно подумать, сколько лет Софи подвергалась опасности, пока жила под одной крышей с этим чудовищем.

– А Хью?

– Какова его роль во всем этом? Нам еще это предстоит выяснить. Он клянется, что Малькольм уже был мертв, когда Хилсдейл и Валентина предложили ему покровительство в лондонском обществе и парламенте.

Филипп вскинул бровь:

– В обмен на?..

– На его голос в парламенте, конечно. Хилсдейлу нужна была марионетка, которая голосовала бы по его указке, а Валентина жаждала заполучить герцога… для падчерицы. Вынужден признаться, что я склонен ему верить: твой кузен сам не смог бы придумать такое, но не сомневаюсь, что ему все было известно – его поставили перед фактом.

– Согласен. Он все знал и не вышел из игры, – сказал Филипп, рассматривая на свет содержимое стакана и прикидывая возможность вышибить из кузена дух. Зря он не врезал ему, когда была такая возможность.

– И он понесет наказание за участие в похищении. Непременно, – заметил Белл.

– Рад слышать. А что доктор Килгор?

– Доктор Килгор согласился дать показания, и журналисты об этом уже пронюхали. Боюсь, вся эта грязная история завтра же будет в «Таймс».

– Отлично. – Филипп залпом выпил остатки бренди. – Как раз это мне и надо. Пусть весь город узнает, что на самом деле случилось с Малькольмом. Он был хорошим братом и достоин лучшей участи. Спасибо, что помог мне узнать правду, Белл!

– Я просто выполнил свою работу, – покачал головой маркиз. – И прости меня, Харлоу, за то, что ошибался насчет Софи.

В кабинете повисло неловкое молчание.

– Как она? – наконец осмелился спросить Белл.

– Ей лучше. – Филипп вздохнул. – Да и нет ее больше.

Белл нахмурился:

– Нет? Что это значит?

– Она уехала с отцом. Даже не попрощалась. Да и можно ли ее винить? Я не уберег ее, хоть и обещал.

Белл покачал головой:

– Харлоу, я понимаю, каково тебе, правда, но… черт, это несправедливо.

Филипп скупо улыбнулся:

– Жизнь вообще несправедлива, Белл. Уж ты-то должен знать.

– А я и знаю но меня больше устроил бы счастливый конец.

– Но на этот раз таковой не предусмотрен, – горько вздохнул Филипп.

– Но не могу же я допустить…

– Нет, Белл, нет! – повысил голос Филипп. – Я запрещаю тебе говорить с Софи. Тея считает, что ты любого способен заставить переменить мнение, но в этот раз ничего не получится. Софи тебя почти не знает, не питает к тебе доверия, да и