мужчин. Но на этот раз он хотел оставаться собой. С Риной Каитаро будто скользнул обратно в собственную кожу. Подлинность этого возвращения, легкость пребывания тем, кто он есть на самом деле, приносили радость и облегчение, были как бальзам для израненной души.

После знакомства с Риной у Каитаро в голове словно туман рассеялся, а мысли обрели ясность. Казалось, вся та энергия, которую он тратил на других людей, чтобы читать их мысли и подстраиваться под их взгляды, вдруг разом вернулась к нему.

Возможность просто и естественно выражать свою радость, когда ему хорошо, и печаль, когда становится грустно, была настолько целительна, что он ощущал себя почти свободным. Даже чувство вины за бегство с Хоккайдо понемногу отступило, и Каитаро стал подумывать о том, чтобы навестить родителей. И все же по ночам он часто лежал с открытыми глазами, глядя в потолок. А после поездки в Симоду и вовсе перестал спать. Пейджер разрывался от писка, сообщения с работы сыпались одно за другим, но Каитаро старался не обращать на них внимания. И лишь в присутствии Рины он успокаивался. Оставаясь один, Каитаро снова и снова прокручивал в голове все их разговоры и все, что рассказал ей: правду о своей жизни на Хоккайдо и ложь о своей нынешней жизни. Одна ложь громоздилась на другую. По ночам груз лжи становился невыносимым, лавина обрушивалась на него, сдавливала грудь, не давала дышать.

Каитаро замечал перемены, произошедшие в Рине после возвращения из Симоды. Казалось, она отдаляется от него. А Каитаро так нуждался в ней, он хотел, чтобы Рина выбрала его. Однако это было невозможно до тех пор, пока он не расскажет правду о Сато. Но в таком случае ей станет известна правда и о самом Каитаро.

Ночь за ночью он пытался найти выход из ситуации. Увы, решение так и не приходило. Гладя в темноту своей комнаты, Каитаро понимал, что никогда не сумеет сказать Рине правду.

Протирая глаза кулаком, Каитаро поднялся с посели. Пейджер лежал на краю письменного стола.

Каитаро нарочно прикрыл его несколькими листами бумаги, по большей части банковскими выписками. Судя по ним, на счету у Каитаро было не густо, хватит месяца на три, не больше. Покупка новой камеры для Рины и взятка Хару, чтобы заставить его держать рот на замке, съели немало средств. До сих пор Такеда был доволен работой Накамуры по делу Сато. Но сейчас шеф тщетно ждал отчетов о контактах с объектом. Каитаро не сомневался: очень скоро отговорки, которыми он отделывается, перестанут действовать. Времени оставалось в обрез.

На столе среди бумаг стояла недопитая с вечера чашка кофе. Каитаро залпом проглотил холодный напиток, заполнившая рот горечь оказалась весьма кстати. Он поежился, в комнате без отопления было зябко. Каитаро вдруг подумал, что температура в квартире, пожалуй, не выше чем на улице. А потом вдруг на него навалился страх. Каитаро быстро оделся и, слетев вниз, выскочил на улицу. Он надеялся, что прогулка по ночному городу освежит его и поможет найти нужное решение. И как раз в тот момент, когда, расправив плечи, Каитаро полной грудью вдохнул сырой воздух и поднял глаза к черному небу, он увидел карасу.

Грозные птицы стали одновременно напастью Токио и его достопримечательностями. Они оккупируют карнизы зданий, высматривая, чем бы поживиться на открытых террасах кафе, внезапно выпархивают из мусорных баков, садятся на телеграфные провода и, ныряя вниз, атакуют людей, если те, сами того не подозревая, слишком близко подходят к их гнездам. Карасу — и реальные и мифические — вездесущие городские мусорщики и завсегдатаи полей сражения, птицы-падальщики.

Фотограф Масахиса Фукасэ[65] создал целый цикл работ под названием «Вороны» после того, как его жена Йоко ушла от него. Как ни мечтал Каитаро увидеть оригиналы фотографий, это было невозможно. Но недавно на одной из улочек неподалеку от Канды[66] — там они должны были встретиться с Риной, но она так и не смогла прийти на свидание, — он набрел на книжную лавку, где продавался фотоальбом с репродукциями Фукасэ, посвященный воронам на его родном Хоккайдо и воронам, обитающим в бетонных джунглях Токио.

Листая страницы изданного на дорогой глянцевой бумаге альбома, Каитаро вдруг понял, что легко может представить Фукасэ после крушения его брака: пропахший табаком, усталый, лысеющий человек сидит в вагоне поезда, идущего на Хоккайдо; человек возвращается в те места, где родился и вырос, с собой у него нет ничего, кроме сумки со сменой белья, фотокамеры и фляжки с виски. Каитаро замер над открытым альбомом, затем коснулся волос у себя на затылке, не смущаясь невольно возникшим сравнением.

Фотографии были необычны. На каждом снимке вороны либо надвигались издалека массивной стаей, либо представали в виде черных силуэтов на фоне серого зимнего неба. Крупные планы сделаны монохромными, в духе импрессионизма, резкость доведена до предела — огромные распластанные крылья расползаются по бумаге, словно пятна крови. Фотографии погружали зрителя в ощущение тоскливого одиночества, и от них невозможно было оторваться. И все же в ту ночь, глядя на черных птиц, Каитаро думал, смог бы и он тоже сделать серию фотографий с воронами, сумел бы найти в них еще что-то: утешение, красоту и, возможно даже, мотив искупления. Глаза птиц, окружавших Каитаро, поблескивали, словно огни самолета, летящего в ночном небе, хищные клювы сверкали, а перья переливались в лунном свете. Они то были видны отчетливо, то вдруг растворялись в темноте. Для разных людей вороны символизировали разные вещи. Сейчас все они были собраны вместе в ночной тиши.

СЛУШАЙ

Сато смешивал джин с тоником, когда в квартиру вошел Каитаро. Сосредоточенно опуская кубики льда в тяжелый хрустальный стакан, хозяин даже не обернулся на звук открывшейся двери. Каитаро окинул взглядом прихожую, ища признаки присутствия Рины в квартире. Он обратил внимание на большую океанскую раковину на комоде, в которой лежал только один комплект ключей. Убедившись, что Рины нет, он сделал глубокий вдох и, не снимая уличной обуви, прошел в гостиную. Подошвы его ботинок поскрипывали на мраморном полу. Каитаро пересек комнату и приблизился к Сато:

— Какого черта ты велел мне прийти?

Тот с улыбкой указал ему на кресло:

— Рад видеть тебя, Каитаро, присаживайся.

— Что, если Рина застанет меня здесь?

Сато многозначительно посмотрел на ботинки гостя, затем на разгоряченное лицо и взлохмаченные волосы — как будто Каитаро бежал всю дорогу — и расплылся в улыбке.

— Выпьешь? 

— Нет, спасибо.

— Ну, как тебе? — Сато широким жестом обвел просторную гостиную с высокими окнами,