— Папа! Мама! Они уже готовы? Куклы уже встали? — снова и снова повторяла девочка, заливаясь смехом.

Мать щекотала ее и заворачивала в одеяло, как суши-ролл. Отец тоже смеялся и ерошил дочке волосы. И хотя муж никогда не рассказывал о своих отношениях с родителями, Рина знала — ему в детстве не доставалось таких теплых мгновений. Тем ценнее были эти короткие моменты открытости и нежности. Рина вспоминала, как они обменивались коротким взглядом поверх головы дочери и тут же опускали глаза. Отец и мать смотрели на свою девочку, на ее блестящие волосы, светлую кожу, длинные темные ресницы, сияющие глаза, и оба знали — больше им никогда не удастся создать ничего более прекрасного, совершенного и чистого.

— До марта еще далеко, — сказала Рина. — Заберу их позже.

Ёси перестал возиться с куклами и посмотрел на дочь:

— Ты должна забрать их сегодня. В Эбису твой дом, там твой муж. Или до весны что-то может измениться?

ПОНАРОШКУ

Рина слышала дыхание Каитаро, поднимавшегося за ней по лестнице. Дом был без лифта, так что пришлось взбираться на верхний этаж пешком. Юбка Рины при каждом шаге натягивалась на бедрах, а каблуки громко цокали по бетону. Она не раз представляла, как придет к нему, и часто думала, как он проводит время, когда остается один, без нее. Им все труднее и труднее становилось встречаться. После того как Рина не захотела перевезти коллекцию кукол в Эбису, недовольство Ёси все росло, он стал подозрительным и отказывался присматривать за Сумико, так что порой ей с трудом удавалось выкроить время и сбежать из дома. Каитаро тоже постоянно твердил, что им нужно быть осторожными на публике. Он никогда не придвигался к ней слишком близко, ни разу не коснулся ее руки. Он не целовал Рину с их последней встречи в Симоде. Однажды она в отчаянии предложила снять номер в отеле, но Каитаро наотрез отказался, он хотел привести Рину сюда, к себе домой.

Всю дорогу в метро Рина думала, что произойдет, когда они окажутся вдвоем у него в квартире. Она вспоминала его крепкое тело и сжимавшие ее сильные руки. Вспоминала, как они целовались в море, покачиваясь на волнах. Но сейчас, стоя в вагоне метро и держась за поручень, Рина смотрела мимо Каитаро в пространство у него за плечом. Весь путь до Асакусы[63] она так и простояла, старательно соблюдая дистанцию между ними.

Кай потянулся, чтобы открыть перед Риной дверь в квартиру, и пола его пиджака задела рукав ее блузки. Рина переступила порог и оказалась на кухне. Справа возле стены находилась плита, над ней нависала прямоугольная вытяжка. Вдоль другой стены тянулась кухонная стойка из серого камня с ящиками для посуды. Квартира представляла собой длинную узкую комнату, больше похожую на коридор, в конце которого располагалась спальня. Рина направилась туда, прошла мимо крохотной душевой кабины. Она чувствовала на себе пристальный взгляд Каитаро: он наблюдал, как Рина осматривает его дом.

Спальня оказалась гораздо просторнее остальной части квартиры, здесь стояли широкая двуспальная кровать и письменный стол под окном. Окно, к счастью, было большим и пропускало достаточно света. Рина обернулась и с улыбкой посмотрела на Каитаро, который смотрел на нее с порога, привалившись плечом к дверному косяку. На кровати были разбросаны его книги и одежда, камера лежала на столе рядом с черной папкой для фотографий. В глубине платяного шкафа за приоткрытой дверцей Рина заметила висящую на вешалке черную кожаную куртку.

— Из Хоккайдо? — спросила Рина.

Каитаро кивнул:

— Да, теперь только осталось купить новый мотоцикл.

— Нет! — решительно качнула головой она. — Ты начнешь катать на нем Суми, а я не могу этого допустить.

Он расхохотался.

Рина подошла к окну и выглянула наружу. Она увидела монорельсовый поезд, несущийся по широкой дуге. На вираже вагон наклонялся, и пассажиры видели лежащие внизу каналы, хитросплетение дорог и перекрестков, а люди, идущие по улицам, вскидывали взгляд и прибавляли шаг, чтобы успеть на свой поезд. Рина вздрогнула, ее воображение вдруг нарисовало картинку: толчея на станции, задние ряды теснят передние, а сама она оказывается у края платформы. Прибывает поезд. И сотни глаз тех, кто находится внутри за стеклянными дверями, пристально вглядываются в жизнь Рины, проскальзывая мимо в нескольких сантиметрах от ее лица. Она порывисто вздохнула, и в тот же миг Каитаро оказался рядом. Его теплая ладонь легла Рине на плечи, другой рукой он захлопнул ставни и задернул шторы, словно оградив ее от внешнего мира. Она с благодарностью обернулась к нему. Вещи Каитаро, заполнявшие комнату, придавали ей ощущение интимности и защищенности от посторонних взглядов. Они наконец остались вдвоем.

— Хочешь выпить? — спросил он.

Рина покачала головой. Как всегда, близость Каитаро сводила ее с ума. Она вспомнила, как в последний раз его руки и губы ласкали ее тело. Рубашка Каитаро, все еще хранившая его запах, была надежно спрятана у нее дома в Симоде. Рина положила обе руки ему на грудь, чувствуя учащенное биение его сердца.

— Рина, — прошептал Каитаро, накрывая ее руки своими, — останься со мной. — Она не отрываясь смотрела ему в глаза. Словно зная, что она собирается ответить, он добавил: — Мы найдем квартиру для нас и Сумико.

Рина прижала указательный палец к его губам. Каитаро обнял ее за талию и притянул к себе уверенно и крепко. Ей нравилось ощущение безопасности, которое она испытывала рядом с ним. Она окинула взглядом его комнату, словно изучая жизнь, которую он построил, отвоевав свою независимость. Победа, доставшаяся ему с таким трудом.

— Ты не сможешь спасти меня, Кай. Я тебе не подхожу, — добавила Рина. Каитаро рассмеялся. — Тебя ждет столько нового и интересного. Во-первых, вернуться на Хоккайдо и открыть собственную фотостудию…

— Да, но только вместе с тобой.

— Меня не должно быть здесь, — продолжила она. Каитаро взял лицо Рины в свои ладони, согревая ее их теплом. — Я недостаточно сильная, недостаточно смелая.

Он склонился к ней так, что она почувствовала его дыхание. Затем обнял и принялся поглаживать ей спину, успокаивая и утешая.

— Рина, — шептал он, — ты ошибаешься.

Каитаро целовал ее с такой любовью и нежностью, что она все глубже и глубже погружалась в его объятия, растворяясь в нем, соглашаясь на его игру: «Стань той, кого я придумал. Понарошку».

КАРАСУ[64]

С тех пор как Накамура приехал в Токио, он сменил немало личин, с разными женщинами превращаясь в разных