в топи «тигром». Можно не бояться, что пустят собак по следу или цепь из стрелков на прочес леса.

– Гриша, ты можешь мне помочь? Надо веток потолще да подлиннее найти и до меня докинуть.

– Я сейчас, я побегу к дяде Семе, скажу, что нашел вас. Он придумает, он башковитый, как Федька наш, – голосок зазвучал в отдалении.

Соколов замер. Минуты ожидания в непроглядной черноте посреди гигантской топи показались ему целой вечностью. Поэтому, когда зазвучал такой родной голос Бабенко, он заулыбался, хоть и не видел в густых сумерках самого водителя.

– Алексей Иванович, я здесь, – голос у его спасителя тоже звенел от радости. – Сейчас мы с Григорием сделаем для вас лестницу из веток на поверхности болота.

Бабенко осторожно положил тяжело дышащего Федора, которого нес на закорках несколько километров. Подложил ему под голову шлемофон. А сам принялся за работу: выбирал и резкими рывками отрывал ветки потолще, пока Гришка выискивал в валежнике толстые и длинные сучья. Когда кучка на берегу стала почти с рост мальчугана, Семен Михайлович объяснил ему задачу:

– Болото густое, там много плотного вещества, поэтому тебя не засосет, если распределить вес по горизонтальной поверхности. Ты будешь ползти и сооружать себе опору из палок, они тоже примут часть тяжести на себя.

– Как паук ползи и сетку себе строй, – прошептал Федор, который, лежа на корнях огромной ели, прислушивался к инструктажу.

– Верно, как паук, – порадовался такому точному сравнению Семен Михайлович. – Укладывай перед собой ветки лесенкой погуще и ползи к командиру. Медленно, без резких движений. Потом так же на берег возвращайся.

Гришка поплевал на руки, скинул тяжелые валенки и громоздкую куртку. В одних штанах и дырявой сорочке пополз мальчишка в сторону Соколова. Метр за метром он укладывал большие ветки перед собой, пока его не подхватила сильная мужская рука. Алексей от облегчения готов был расцеловать спасителя, сжал худенькие плечи и прошептал:

– Герой! Гриша, ты настоящий смельчак. Давай две минуты отдыха и обратно, а я позади тебя.

– Пушку заберем? – деловито поинтересовался мальчишка, тыкнув пальцем в пулемет. Очень ему хотелось попросить в качестве награды за смелый поступок, чтобы командир танкистов разрешил ему стрельнуть пару раз из настоящего оружия. Но тот покачал головой:

– Придется оставить, оно тяжелое, утащит меня вниз, в трясину. Никак.

Соколов сам понимал, как опасно остаться в лесной глухомани без оружия, когда кругом вражеские части. Только диски в пулеметы и патроны в ТТ закончились. Остается им воевать голыми руками. Но времени горевать по поводу потери не было, и они пустились в обратный путь. С ветки на ветку, размеренными движениями, не обращая внимания, как напитывается болотной жижей одежда, с опасным хлюпаньем уходят деревяшки под воду под руками. Тощее тело Гришки почти не давило на деревянные подпорки, а вот Алексею приходилось двигать конечностями очень выверенно. Его трясло от холода, ледяная жижа прожигала сквозь одежду до самых костей. В лесу началась сильная метель, и сверху ветер рвал влажную фуфайку, засыпая пригоршни снежной крупы за шиворот. Но приходилось вымерять свое скольжение по опасной глади, чтобы не начать погружаться в зыбучую хлюпающую вязь. Тянулись последние метры до берега, от холода он уже не чувствовал ног. Наконец Алексей ухватился за огромную сучковатую палку, протянутую Бабенко. Он спасен, он на сухой, твердой земле! Тяжело дыша, парень поднялся на ноги, обнял Семена Михайловича, смущаясь, что не в силах сдержать радости. Но тот и сам ощупывал командира, шептал, сам себе не веря:

– Не ранены, Алексей Иванович? Вы простите меня, не смог приказ выполнить. Не смог я вас бросить. Под кустом в завалах сучья отсиделись. Слышали, как там немцы палили без остановки. И не смог я уйти. Пошел искать, ну чтобы хоть похоронить по-человечески. Вот старый дурак, в мертвые записал вас. А вы живой, и не царапинки. Только промокший весь. Вот, вот, надевайте мою куртку.

Мужчина бросился снимать одежду, но Соколов остановил его.

– Не надо. Я сейчас согреюсь, подвигаюсь и согреюсь, вы фуфайку лучше Грише накиньте, он мокрый насквозь. – Парень подхватил на руки сухое тельце Федора и бодро зашагал вперед, стараясь согреться от энергичной ходьбы. – Давайте отойдем подальше от болота, пройдем хотя бы пару километров к сухой земле. Там выроем землянку, костер постараемся развести.

За ним послушно двинулся Бабенко, сутулясь от ледяных вихрей, что пронизывали до костей, по пятам шел продрогший Гришка в коконе из фуфайки.

Ветер завывал, раскачивая вершины деревьев, скидывая с черных облаков на землю снег, сухой, твердый, как мелкие камешки. Соколов понимал, что он измучен боем с фашистами. Они шли из последних сил в темноте без ориентиров, когда кругом лишь снежная стена перед глазами. С каждым шагом лейтенант понимал, что не может вывести своих спутников из леса.

Лучше сделать остановку, а не расходовать остатки сил в жуткой вьюге. Утром он сориентируется по карте, как добраться до линии фронта. По его расчетам, им понадобится для этого идти пешком через лес не меньше 5–6 дней, и нужно сначала раздобыть провиант. Сейчас самое важное – согреться, прогнать каменную стылость из ног, которых танкист почти не чувствовал. Усилием воли он заставлял себя делать шаг за шагом, хотя так хотелось лечь, нырнуть в мягкий сугроб, что на глазах росли вокруг деревьев, и отдохнуть. Но Соколов знал, что потом не открыть уже глаза и белая колыбель к утру превратится в льдистую могилу. Он нащупал в кармане трофейный складник, им можно будет обрезать ветки с деревьев и соорудить шалаш для ночевки.

– Алексей Иванович! – Он слишком далеко отошел от остальных и сейчас еле услышал сквозь завывание ветра крики Бабенко. Тот растерянно топтался у огромного поваленного ствола, вытянув вперед руку. От белого круженья видимость стала почти нулевой, в двух шагах исчезали все силуэты.

– Гриша, он пропал. Вскрикнул и теперь я его не вижу. Не могу найти. Гриша!

Ветер заглушил слабый голос сержанта, унес все слова в сторону реки. От потока колючих снежинок, бьющих со всех сторон, у них даже не получалось оглядеться вокруг. Соколов бережно передал Федю в руки Бабенко и приказал:

– От дерева ни шагу, я его поищу. Гриша! Гриша!

Ему показалось, что в ответ откуда-то снизу откликается тихий стон или писк. Соколов опустился на колени и пополз вперед на ощупь, проверяя ладонями землю, не лежит ли обессиленный мальчишка в сугробе. Шаг, еще один. И вдруг свежий слой снега под ним наклонился и поехал вниз, так что лейтенант не удержался на ногах и рухнул в темноту ямы,