Шрифт:
Закладка:
– Сиди смирно, не мешай. Терпи!
Сам он еле сдерживал крик, до того нестерпимы были удары о борт танка. От резкой качки его худенькое тело мотало и било о перегородку моторного отсека, так что мальчишка вцепился зубами в ватник, лишь бы не отвлекать танкистов. Бабенко понимал, как тяжело переносит качку его раненый пассажир, и выжимал рычаги и педаль сцепления насколько мог плавно, хотя танк то и дело нырял с маленькие овражки и ямы, переваливаясь на разные борта из-за торчащих обломков стволов.
Руки у водителя дрожали от напряжения, по лбу лился пот. Он замедлил движение, прислушиваясь к звукам снаружи. Командир приказал:
– Обратно 500 метров, по колее нашей и снова на ту же точку огневую.
Опять и опять танк под управлением Соколова выскакивал из зарослей, стреляя по броневикам. Он нажимал на кнопку электрического спуска, и каждый снаряд попадал в цель, хоть и приходилось командиру наводить орудие на ходу, времени на остановку нет. Выстрелил и тут же ушел за крепкие стволы. Броня из деревьев истончалась, превращаясь в щепы, вдоль земляного хребта вытянулась цепочка из подбитой техники: дымящийся обугленный ханомаг с перевернутым пулеметом и его стрелком на вывернутой турели, обрывки брезента сверху пробитого борта грузовика с потеками крови солдат, куча из немецких автоматчиков, в которых Соколову удалось попасть с новой позиции – небольшой опушки. На метровую возвышенность танк неожиданно выпрыгнул прямо перед взводом пехотинцев, когда офицер криками направлял их в лесную гущу. Тяжелой технике никак не удалось пробиться через деревья, что как густой частокол прикрывали отходы русских после внезапных атак. И командир немецкого взвода принял решение отправить стрелков со связками гранат на подрыв танка. С таким рискованным противником сталкивался он впервые, привыкнув служить в тыловом подразделении, что сопровождало опасные и важные грузы. Поэтому никак не мог понять, как русские, да еще и на немецком танке, разгромили аэродром. И теперь словно играют с ним, несмотря на огромный перевес в силах. Бронетранспортеры, пехотинцы, пушки, никто не мог нанести увертливому «тигру» хоть какой-то значимый урон.
– Кто взорвет русских, тому я лично вручу крест первого класса и бутылку шнапса! – призывал он своих рядовых к подвигу. Но они успели только вооружиться связками «колотушек» – тяжелых снарядов с деревянными ручками, – как внезапно из ниоткуда вынырнуло огромное дуло, выплюнуло в их сторону оранжево-черный шар. Он с грохотом ворвался в середину строя, обжигающими осколками разрезая на части тела.
Немцы беспомощно метались, катаясь вдоль земляного вала в лихорадке. Но никак не получалось угадать, из какого квадрата появится пестрый «тигр». Но противники не уходили, оттаскивали раненых, тягачом убрали с выкатанной колеи подбитый грузовик и бронетехнику. Терпеливо ожидали, когда у русских закончатся снаряды и можно подойти к танку, не боясь погибнуть от нового выстрела. Уходить им некуда, территория вокруг во власти армии вермахта. По радиосвязи уже все линии обороны, все посты охраны на дорогах были оповещены о белом «тигре», захваченном русскими бойцами. Танк и его экипаж в ловушке, осталось лишь дождаться, когда у них иссякнет боеприпас.
Через три часа атак, сменяющихся стремительным отступлением за ряды из деревьев, Соколов крутанул перископ и увидел, как от Мелового движется черная лента из техники. Немцы вызвали подкрепление. Он оглянулся назад. Измученный многочасовым сражением Бабенко еле держался на ногах, мальчишки, свернувшись в калачики, замерли на днище машины среди пустых гильз от выстрелов. Заряды в «тигре» кончаются, он расстрелял почти все остатки боезапаса. Осталось два кумулятивных снаряда.
– Остановка, Бабенко, – отдал команду командир, наклонился поближе к водителю, почти на ухо сквозь шум двигателя предложил: – Сил не осталось больше для наступления. Надеюсь, наши смогли уйти подальше. Надо отступать, Семен Михайлович. Со стороны Мелового на марше идет еще техника, ничем, кроме личного оружия и автоматов, мы ее встретить не сможем. Предлагаю пустить «тигр» в болото и заманить туда противников.
– Как пустить? Утопить машину? – водитель даже в руль вцепился посильнее. Для него мысль о том, чтобы добровольно угробить машину, казалась кощунственной.
– Это приказ, – отрезал Алексей, который понял, что больше ничего не остается. – Сейчас вы с мальчиками покидаете танк. Встречаемся на закате у березы в окружении пней. Если не приду, то направляйтесь к соседней деревне. Там найдется убежище, а потом выходите на связь с партизанами.
– Алексей, я так не могу. Я не могу вас бросить одного и… Что вы задумали? Я готов тоже, я ведь совсем один. Лучше я погибну, у меня нет семьи. А вы молодой! Я утоплю танк! – Семен Михайлович от страшного приказа позабыл про звания и субординацию.
Командир положил ладонь ему на плечо, узкую, мальчишескую совсем.
– Это приказ, Семен Михайлович. О парнишках позаботьтесь. И нашим… скажите… что вы для меня родные, – слова от волнения застревали в горле, перехватывали дыхание. Он кивнул на люк: – Все, выходите. Пора.
Растерянный механик помог Феде подняться по ступенькам наверх, поддерживая его за ватную куртку. И все время оглядывался, не мог отвести взгляд от Алексея, понимая, что, возможно, видит командира последний раз. Соколов лишь один раз разрешил себе отвести голубые глаза от панели управления, улыбнуться Бабенко, перед тем как троица исчезла в светлом круге люка.
Алексей нажал на газ, выкрутил руль. Покружив между черными стволами, он вывел танк к крохотной опушке, где расстрелял немецкую пехоту. До сих пор в колее лежали окровавленные тела, хильфскранкентрегеры стаскивали живых в грузовичок с помощью носилок, освобождая проезд для вереницы из бронированной техники. Немцы успели