Шрифт:
Закладка:
Вонхак снова припомнил байку про гору Муаксан, которую рассказывал в полиции.
Ходили слухи, что на этой горе немало безымянных могил, поэтому каждую ночь неприкаянные души бродят по окрестностям. Многие правда видели этих духов. Любой, кто долго прожил в Хаане, ни за что не поедет в те места, особенно ночью. Поэтому трудно представить, чтобы Вонхак сам спрятал тело девочки на той горе.
– Это убийство не мог совершить человек, который так же, как и я, долго прожил в Хаане. Это дело рук кого-то из других мест. На меня свалили чужое преступление.
Сокчун уже слышал эти слова от полиции. Тогда он посчитал это глупым и несуразным оправданием, но теперь, после рассказа обвиняемого, все зазвучало более-менее правдоподобно.
Внезапно Сокчуну стало не по себе. Он пришел в тюрьму, чтобы удостовериться, что Чи Вонхак является тем самым убийцей, но все пошло не по плану. С таким трудом спланированная встреча вот-вот превратится в пустой разговор, снова оставив его в тревогах и сомнениях.
Сокчун узнал, что достаточно трехсот-четырехсот миллионов вон, чтобы заказать убийство человека в тюрьме. Идя на эту встречу, он хотел лично убедиться в том, что этот человек – убийца его дочери. Тогда бы он использовал любые средства для исполнения своего плана. Только Сокчун не смог ни в чем удостовериться. Наоборот, сомнения в виновности Чи Вонхака еще больше укрепились.
Сокчун почувствовал, как его глаза бессильно задергались, и поспешил отвернуться. Нельзя позволять эмоциям взять верх над ним сейчас. Он пообещал Юн Тонсу, что этого не случится. Не поднимая головы, Сокчун притворился, будто погрузился в раздумья.
Увидев, что адвокат молчит, Чи Вонхак осторожно, но с уверенностью в голосе продолжил свою мысль:
– На допросе в полиции я слышал, что вещи, спрятанные мной, были найдены психологом-криминалистом. Именно он, проанализировав мои поступки, пришел в тот дом. Это правда?
Сокчун открыл глаза, но, не поднимая головы, спросил, почему это интересует его, на что Вонхак дал странное объяснение:
– Как человек, не являясь полицейским, узнал, что именно я спрятал в доме своего деда? Ну допустим, он узнал. Значит, ему этот факт стал известен раньше полиции. А значит, он мог побывать в доме до приезда полиции и спрятать там что-нибудь.
– Что вы имеете в виду?
– Ведь я не убивал На Сонгён! И ничего не прятал из ее одежды. Сколько раз вам повторять?! – сглотнув сухую слюну, выкрикнул Вонхак. – Кто-то подстроил, будто это мое преступление. Этого психолога допрашивали?
Сокчун вспомнил лицо То Кёнсу и утвердительно кивнул:
– Он раньше служил в отделе расследований и до сих пор там на хорошем счету. Он проанализировал ваши действия, основываясь только на материалах следствия, и сообщил детективам, что вы можете хранить вещи своих жертв в качестве трофеев. Полиция уже сама нашла их в доме ваших родственников.
– Я уверен, кто-то из полиции или именно этот человек все подстроили. У нас вроде больше не восьмидесятые[7], а дела до сих пор фабрикуются в угоду кому-то? Я признаю, что за мной числится всякое, но это не моих рук дело.
На этот раз не только лицо, но и шея Вонхака раскраснелись. Сокчун постарался слово в слово запомнить их разговор. Напоследок он задал еще пару заготовленных вопросов, но смысла в этом уже не было. У него не осталось сомнений, он даже внутренне смирился и признал, что перед ним не убийца его дочери.
Закончив встречу, Сокчун покинул тюрьму. Всю ночь он обсуждал с женой услышанное от Вонхака. Окончив длинный рассказ, он непроизвольно расплакался. Нервно пожимая плечами, Чиён лишь молча смотрела на впавшего в отчаяние мужа.
Очевидно, ей тяжело было поверить в то, что Чи Вонхак не являлся убийцей, но она лишь пробормотала, что больше этого всего не вынесет. И снова погрузилась в безмолвное уныние.
Через два дня в мыслях жены произошли перемены:
– Я никак не могу выкинуть его слова из головы. Как он сказал? Кто-то мог заранее прокрасться в тот дом и спрятать в нужном месте одежду нашей дочери. Может… это и был То Кёнсу?
– Что за вздор?
– В тот день его семья приходила из второго корпуса. Сын с матерью, а потом и сам То Кёнсу.
Сокчун и сам помнил это прекрасно. Он кивнул головой. Всех, кто находился на территории жилого комплекса в тот день, допросила полиция. Но ни за кем ничего подозрительного не обнаружили.
– А как же тот мальчик, его сын? Он сказал, что ничего не помнит. Он совершенно не помнил, что делал и куда ходил во второй половине дня. То, что мальчик начисто все забыл, само по себе весьма странно. Полиция не особо допрашивала его, сославшись на то, что у него умственные отклонения. – Чиён постепенно переходила на крик. – Вообще-то он не особо отличался от детей своего возраста. Немного, конечно, заикался, но в целом сам без посторонней помощи мог выражать свои мысли. Поэтому я думаю… он мог запросто соврать.
– Мальчик не врал. Я присутствовал на каждом допросе. По нему было видно, что он ничего не знает. Полиция тоже подтвердила это.
– Может, они стерли ему память под гипнозом? То Кёнсу, как психолог, наверное, на такое способен? – Увидев, что муж не отвечает, жена продолжила: – Тогда у меня ничего подобного и в мыслях не было, но теперь я сомневаюсь. Может, именно тот мальчишка Сонгён и… – Она не смогла закончить фразу до конца.
Раньше Сокчун упрекнул бы жену в нелепости подобных догадок, но на этот раз промолчал. Вместо этого спокойно и даже уверенно произнес:
– Я проверю, действительно ли он ничего не помнит. Или просто обманывает.
На самом деле сам факт того, что известный психолог-криминалист живет в соседнем корпусе, придавал большей уверенности в успехе расследования. Сокчун надеялся, что То Кёнсу, как отец, живущий и воспитывающий детей в том же жилом комплексе, отнесется к этому делу как к своему и примет активное участие в полицейском расследовании. Даже после того, как тело дочери было найдено, Кёнсу продолжал проявлять интерес к делу и участвовал в расследовании, за что Сокчун испытывал особую благодарность. И вдруг он поставил под сомнение мотивы человека, который оказывал активную помощь. В душе стало не по себе.
Сделав запрос