обычаями, а другие смеялись над этим, то сегодня ночью я принесу в жертву козла и попрошу Нгаи, чтобы Он обрушил на Кириньягу такую засуху, какой никогда прежде не видели здешние места, пока мир не станет таким же сухим и сморщенным, как ты сама, Мумби. Я попрошу Его не изливать на землю ни капли дождя, пока ты не вернешься к себе в шамба и не согласишься там остаться.

– Нет! – крикнул Коиннаге.

– Языки животных будут разбухать во ртах, пока они не перестанут дышать, урожай обратится в пыль, а река высохнет.

Я зло оглядел лица людей моего народа, предлагая им снова засмеяться, но все отводили взгляд.

Все, кроме Мумби, которая встретила его. Она задумчиво поглядела на меня, и мне на мгновение почудилось, что она собирается изменить свое решение, согласившись остаться в шамба Коиннаге. Потом она пожала плечами.

– Я уже жила у высохшей реки. Я могу пожить так снова.

Она пошла прочь.

– Я возвращаюсь к себе на холм.

Повисло оглушительное молчание.

– Надо ли так поступать, Кориба? – выдавил наконец Коиннаге.

– Ты слышал, как твоя мать говорила со мной, и еще осмеливаешься спрашивать? – возмутился я.

– Но она же просто старуха.

– Ты полагаешь, только воины могут нас уничтожить? – ответил я вопросом.

– Как она может уничтожить нас, поселившись на холме? – спросила Кибо.

– Наше общество построено на ритуалах, обычаях и законах, а наше выживание зависит от того, насколько все они соблюдаются.

– Значит, ты действительно попросишь Нгаи обрушить засуху на Кириньягу? – уточнила она.

– Я устал от того, что мой народ сомневается и перечит мне, и от того, что вы забыли, кто мы и зачем прибыли сюда, – раздраженно ответил я. – Я сказал, что попрошу Нгаи наслать засуху на Кириньягу, и я так поступлю.

Я поплевал на ладони в знак того, что говорю правду.

– И сколько продлится засуха?

– Пока Мумби не покинет мой холм и не вернется в свою хижину, в свой шамба.

– Она очень упрямая старуха, – жалобно проговорил Коиннаге. – Она там может сидеть вечно.

– Таков ее выбор, – ответил я.

– А может, Нгаи не прислушается к твоей мольбе, – с надеждой заметила Кибо.

– Он прислушается, – резко бросил я. – Разве я не мундумугу?

Проснувшись наутро, я обнаружил, что Ндеми уже развел костер и покормил кур. Я вышел из хижины, завернувшись в одеяло, поскольку утренний воздух нес прохладу.

– Джамбо, Кориба, – сказал Ндеми.

– Джамбо, Ндеми, – ответил я.

– Почему Мумби построила хижину у тебя на холме, Кориба? – спросил он.

– Потому что она упрямая старуха, – ответил я.

– Ты не хочешь, чтоб она жила здесь?

– Нет.

Он неожиданно усмехнулся.

– Что тебя так позабавило, Ндеми? – спросил я.

– Она упрямая старуха, а ты – упрямый старик, – пояснил Ндеми. – Очень интересно будет посмотреть.

Я посмотрел на него, но промолчал. Потом вернулся в хижину и включил компьютер.

– Компьютер, – сказал я, – рассчитай изменение орбиты, которое принесет на Кириньягу засуху.

– Идет расчет… Выполнено, – ответил компьютер.

– Теперь передай эти поправки Техподдержке и попроси немедленно привести их в действие.

– Передаю… Выполнено. – Мгновение тишины. – Входящий аудиовизуальный вызов из Техподдержки.

– Ответь, – сказал я.

На голографическом дисплее возникло лицо женщины средних лет с азиатскими чертами.

– Кориба, я только что приняла ваши инструкции, – сказала она. – Вы отдаете себе отчет в том, что такое изменение орбиты почти наверняка вызовет на Кириньяге серьезные перемены климата?

– Отдаю.

Она нахмурилась.

– Наверное, я недостаточно сильно выразилась. Изменения будут катастрофическими. Это вызовет ужасную засуху.

– Есть ли у меня право потребовать такую коррекцию орбиты или нет? – резко спросил я.

– Да, – ответила она, – согласно вашей хартии, такое право у вас имеется. Но…

– В таком случае будьте любезны выполнить мою просьбу.

– Вы не передумаете?

– Нет.

Она пожала плечами.

– Вы тут начальник.

Рад, что хоть кто-нибудь об этом помнит, – горько подумал я, и тут вызов прервался, а экран компьютера опустел.

– Она слишком много болтает, и мне не нравятся ее песни, но в остальном она довольно милая женщина, – заметил Ндеми, глядя на хижину Мумби ниже по холму, когда я закончил наставлять его на предмет новых заклинаний для пугал. – Почему Коиннаге выгнал ее из шамба?

– Коиннаге не выгонял ее, – ответил я. – Она сама ушла.

Ндеми нахмурился, поскольку никогда не сталкивался с таким поведением.

– А в чем причина?

– Неважно, – ответил я. – А важно то, что кикуйю живут семьями, она же отказывается так жить.

– Она безумна? – спросил Ндеми.

– Нет, – сказал я. – Просто упряма.

– Если она не сумасшедшая, значит, у нее имеется какая-то веская причина поселиться на твоем холме, или она так считает, – настаивал он. – Какая же?

– Она хочет продолжать заниматься тем, чем занималась всегда, – ответил я. – Это нельзя считать проявлением безумия. В общем-то, ее можно бы даже за это похвалить, но в нашем обществе такое поведение недопустимо.

– Она очень глупа, – сказал Ндеми. – Когда я стану мундумугу, я буду работать не больше твоего.

Да прекратят ли наконец на Кириньяге испытывать мое терпение? – подумал я. – Они что, все сговорились тут? Вслух я ответил:

– Я очень тяжело работаю.

– Ты работаешь магическими инструментами, призываешь дожди, благословляешь поля и скот, – согласился Ндеми. – Но тебе не нужно носить воду, кормить животных, убирать в хижине или ухаживать за садом.

– Мундумугу этим не занимается.

– Вот поэтому она и глупа. Она могла бы жить, словно мундумугу, и все бы выполняли за нее ее работу, но она отказывается.

Я покачал головой.

– Она глупа, потому что отказалась от всего, чтобы прибыть на Кириньягу и жить традиционной жизнью кикуйю, но теперь рвет с этими традициями.

– Тебе придется ее наказать, – задумчиво произнес Ндеми.

– Да.

– Надеюсь, твое наказание не окажется болезненным, – продолжил он, – поскольку она очень похожа на тебя, и не думаю, чтобы такое наказание заставило ее измениться.

Я взглянул на хижину старухи ниже по холму и задумался, прав ли мальчишка.

Прошел месяц; Кириньяга начала ощущать воздействие засухи. Дни тянулись длинные, жаркие и сухие, река, текущая через нашу деревню, сильно обмелела.

Каждое утро меня будила напевавшая себе под нос Мумби, когда карабкалась обратно на холм с бурдюком от реки. Каждый день я кидался камнями в ее коз и кур, которые кормились все ближе и ближе к моему бома, и размышлял, сколько еще она тут проторчит, прежде чем вернуться к себе в шамба. Каждый вечер я получал сообщение из службы Техподдержки с вопросом, не желаю ли я провести новую орбитальную коррекцию и пролить дожди на мой мир.

Время от времени Коиннаге поднимался по извилистой пыльной тропе из деревни и говорил с Мумби. Я не подслушивал, так что не знаю, о чем они говорили, но заканчивалось все одинаково: Коиннаге выходил из себя и орал на мать, старуха же только гневно зыркала в ответ, после чего он плелся обратно в деревню, ворча проклятия через плечо.

Однажды после полудня ко мне в бома явилась Шима, мать Ндеми.

– Джамбо, Шима, – приветствовал я ее.

– Джамбо, Кориба, – сказала она.

Я терпеливо ждал, пока она расскажет мне о причине своего визита.

– Разве Ндеми не служит тебе хорошо, Кориба? –