не ответил, потому что разницы действительно не было.* * *

– Ты кажешься печальным, Кориба, – сказал Ндеми.

Покормив кур и коз, мальчик теперь сидел рядом со мной на корточках в тени акации.

– Да.

– Мванге, – сказал он, кивая.

– Мванге, – согласился я.

Две недели прошло с тех пор, как я посетил Мванге и Нкобе.

– Я видел ее этим утром, когда ходил к реке набрать воды, – сказал Ндеми. – Она тоже кажется несчастной.

– Да, – сказал я, – и с этим я ничего не могу сделать.

– Но ты же мундумугу!

– Верно.

– Ты самый могущественный из людей, – продолжил Ндеми, – уж наверняка ты способен утолить ее печаль.

Я вздохнул.

– Мундумугу одновременно самый могущественный и самый слабый из людей, а в случае Мванге – именно самый слабый.

– Не понимаю.

– Мундумугу самый могущественный, когда дело доходит до толкования закона, – сказал я, – но одновременно и самый слабый, поскольку он единственный из всех обязан повиноваться закону, что бы ни случилось. – Я помолчал. – Я бы позволил ей жить, как она хочет, вместо того чтобы стать манамуки. А когда бы не получилось, я бы с чистой совестью прогнал ее с Кириньяги обратно в Кению. – Я снова вздохнул. – Но если она хочет здесь жить, она обязана вести себя как манамуки, но она до сих пор не нарушила никаких законов, чтобы ее прогонять.

– Быть мундумугу, – нахмурился Ндеми, – куда тяжелее, чем я думал.

Я улыбнулся и потрепал его по голове.

– Завтра я начну обучать тебя составлению целебных мазей.

– Правда? – лицо мальчишки просияло.

Я кивнул.

– Твое последнее высказывание сказало мне, что ты более не ребенок.

– Я уже много дождей как не ребенок, – запротестовал он.

– Тсс, молчи, – сухо усмехнулся я, – а не то опять заставлю молиться за урожай.

Он тут же замолчал. Я смотрел на далекую саванну, где по выжженной солнцем равнине метались пылевые вихри, и в тысячный раз думал о том, что же делать с Мванге. Я не знаю, сколько просидел так, но очнулся, когда Ндеми постучал костяшками пальцев по накидке, покрывавшей мне плечи.

– Женщины идут, – прошептал он.

– А? – не понял я.

– Из деревни, – сказал он, указывая на дорогу, ведущую из деревни к бома.

Я посмотрел в том направлении и увидел четверых женщин. Это были Вамбу, Сабо, Бори, а еще в этот раз с ними шла Морина, вторая жена Кимоды.

– Мне уйти? – спросил Ндеми.

Я покачал головой.

– Если ты собираешься стать мундумугу, тебе пора прислушиваться к делам мундумугу.

Четверка женщин остановилась футах в десяти от меня.

– Джамбо, – приветствовал я их.

– Кенийская ведьма должна уйти! – без предисловий заявила Вамбу.

– Мы это уже проходили, – сказал я.

– На этот раз она нарушила закон, – сказала Вамбу.

– Да? – сказал я. – Как же?

Вамбу ухватила Морину за руку и подтащила ближе.

– Скажи ему! – торжествующе приказала она.

– Она заколдовала мою дочь. – Морине явно было не по себе в моем присутствии.

– Как именно Мванге заколдовала твою дочь? – спросил я.

– Моя Мури была хорошей послушной девочкой, – сказала Морина. – Она всегда помогала мне растить урожай и заботилась о двух младших братьях, когда я работала в поле, и никогда не забывала запереть на ночь ворота, чтобы гиены не проникли в бома и не растерзали коз и коров. – Она остановилась, и я увидел, что она с трудом сдерживает слезы. – Со времени последнего сезона дождей она ни о чем не говорила, кроме как о грядущем обрезании и о том, кто заплатит за нее выкуп. Она была превосходной дочкой, любая мать может такой гордиться. – По щеке Морины скатилась слеза. – А потом появилась эта кенийка, и Мури проводила с ней время, и теперь… – она разрыдалась, – теперь Мури отказывается обрезаться! Она говорит, что никогда не выйдет замуж и умрет старой бесплодной девой!

Морине отказал голос, и она в бешенстве заколотила себя кулачками в грудь.

– И это не все, – с удовлетворением заметила Вамбу. – Мури не хочет обрезания, потому что кенийка не обрезана. Тем не менее кенийка вышла замуж за мужчину кикуйю и пытается жить среди нас, как его манамуки. – Она воззрилась на меня. – Кориба, она нарушает закон! Мы должны ее прогнать!

– Мундумугу здесь я, – резко ответил я. – Я решу, как поступить.

– Ты знаешь, как следует поступить, – свирепо сказала Вамбу.

– Всё, – сказал я. – Не хочу вас слышать.

Вамбу с отвращением посмотрела на меня, но не осмелилась воспротивиться. Развернувшись на пятках, она направилась вниз по склону холма в деревню. За ней шли Сабо и продолжавшая плакать Морина.

Бори постояла еще немного и обернулась ко мне.

– Все случилось так, как я говорила, Кориба, – сказала она извиняющимся тоном. – Она и правда ведьма.

Потом она тоже стала спускаться в деревню.

– Что ты сделаешь, Кориба? – спросил Ндеми.

– Закон ясен, – ответил я неохотно. – Необрезанная женщина не может быть супругой мужчины кикуйю.

– И ты выгонишь ее с Кириньяги?

– Я поставлю ее перед выбором, – сказал я, – и надеюсь, что она выберет изгнание.

– Плохо это, – сказал Ндеми, – она так старается быть хорошей манамуки.

– Знаю, – ответил я.

– За что Нгаи так немилосерден к ней?

– Потому что иногда стараний недостаточно.

* * *

Мы – Мванге, Нкобе и я – стояли в космопорте и ждали прибытия корабля Техподдержки.

– Мне очень жаль, что все так обернулось, – сказал я искренне.

Нкобе посмотрел на меня и не ответил.

– Все не должно было кончиться так, – горько сказала Мванге.

– У нас нет выбора, – сказал я. – Если мы хотим построить на Кириньяге утопию, то мы обязаны подчиняться законам.

– Факт существования закона не делает его абсолютно правильным, Кориба, – сказала она. – Я пожертвовала во имя жизни здесь почти всем, но не дам им изуродовать себя по какому-то идиотскому обычаю.

– Без наших обычаев, – заметил я, – мы, кикуйю, ничем бы не отличались от эмигрировавших на другую планету кенийцев.

– Есть разница между традицией и застоем, Кориба, – сказала она. – Если ты отвергаешь любую перемену вкусов и поведения во имя былого, ты так в нем навеки и застрянешь. – Она помолчала. – Я могла бы быть полезна вашему обществу.

– Но манамуки из тебя получилась скверная, – ответил я. – Леопард может быть превосходным охотником и беспощадным убийцей. Эти качества не помогут ему в львином прайде.

– Львы и леопарды давно вымерли, – сказала она. – Мы говорим о людях, а не о животных. Сколько бы законов вы ни изобрели, какие бы обычаи ни приплели, вы не причешете всех людей под одну гребенку.

– Летит, – объявил Нкобе, когда корабль Техподдержки прорвался через тонкий слой облаков.

– Квахери, Нкобе, – сказал я и протянул ему руку.

Он с подозрением оглядел мою ладонь, отвернулся и продолжал смотреть на корабль.

Я обернулся к Мванге.

– Я пыталась, Кориба, – сказала она. – Честное слово.

– Никто не пытался сильней тебя, – подтвердил я. – Квахери, Мванге.

Она смотрела на меня без всякого выражения.

– Прощай, Кориба, – сказала она на английском. – Меня зовут Ванда.

* * *

На следующее утро Шима явилась ко мне пожаловаться, что Шуми отвергла посланных к ней сватов. Через два дня Вамбу явилась пожаловаться, что Кибо, младшая жена Коиннаге,