джинсов, там, где задралась футболка. Это был как будто взрыв мозга, и дрожь пробежала по всему моему телу – но и по ее телу тоже, и я такого не ожидал и даже испугался. Никто не запрещает оборотням знать, что чувствует другой, и это даже не надо пересказывать глупыми человеческими словами, и это удивительно и совсем не стыдно.

И еще: практически невозможно чувствовать что-то другое, когда тебя обнимают за шею и целуют так нежно, как тебе даже и не снилось.

Кажется, я сейчас признался, что мне это снилось?

Ну да. Снилось довольно часто. Уже года три.

– Но мы не можем… сейчас, – прошептала Лиза, уткнувшись холодным носом в мою щеку.

– Ну почему…

– Не знаю… нельзя. Увидеть могут.

– Кто?

– Эти…

Я не стал над ней смеяться. Я представил любопытных призраков, которые высовываются из-под болотных кочек и комментируют происходящее. По-русски и по-немецки. В их скучной жизни наш спектакль стал бы хитом.

– Тогда… на лапки, – предложил я.

Мы обернулись зверями и, не сговариваясь, метнулись в сторону лагеря. И остановились только возле ее домика.

В следующий момент мы оказались на двух ногах.

Лиза взялась за ручку двери. Я стоял на лесенке ступенькой ниже. Нужно было просто войти, но она отчего-то медлила.

– Ты меня любишь? – спросила она.

– Очень.

– Ты меня не бросишь? – спросила она.

Я помотал головой.

– А потом… мы сбежим отсюда вместе?

Главное будет не потом, а сейчас, думал я, и чуть не сказал это вслух, но не успел.

Из темноты меня окликнули:

– Ты так-то не спеши, командир. Базар есть.

Я оглянулся.

Ну конечно. В пяти шагах стоят сразу четверо самых борзых парней из «Эдельвейса». Главарь у них, понятное дело, перекачанный Федор Базлаев. Но и сильно культурный Даник Алешковский тоже с ними.

Это старый добрый бунт на корабле. Сейчас они попытаются низложить своего командира.

– Что за тема, поясни? – спрашиваю я скорее по традиции.

– Парни давно хотели с нашей новенькой познакомиться, – Федор поднимает глаза на Лизу. – Ты ведь не против?

– Добавляйтесь в чат, – предлагаю я.

– Аргумент не катит. Делиться надо, – угрожающе говорит кто-то за широкой спиной Федора.

– А как насчет того, чтобы пойти нахрен из «Эдельвейса»? – интересуюсь я.

– Это мы походу сами решим, кто куда пойдет, – обещает Федор. – И кому ствол разрешено носить, а кому не очень.

Я вспоминаю: короткое помповое ружье с пистолетной рукояткой так и осталось лежать на моей койке в жилом вагончике. Я решил, что неудобно гулять с ним по лесу. Это была фатальная ошибка.

– Спрячься в будку, – прошу я Лизу, стараясь, чтобы это звучало как можно шутливее.

Она распахивает дверь и тянет меня за руку, но я не слушаюсь.

– Жди меня внутри, – говорю я вполголоса. – Пожалуйста. Все будет хорошо. Помнишь нашу заброшку? Скоро я приду… и освобожу принцессу…

Я спускаюсь с крылечка на траву. Мягко ступаю им навстречу. Я смотрю им прямо в глаза – волки так не умеют. Я слышу, о чем они думают. И я даже с ними согласен. Я согласен с тем, что они боятся. Они знают, что я самый быстрый зверь в стае. У них нет шансов ни по отдельности, ни вместе.

Поэтому нет. Сейчас мы не будем оборачиваться сверхволками. Будем драться руками и ногами, по-пацански.

До первой крови?

До первой смерти?

– Правильно понимаешь, – цедит Федор.

– Тогда приблудных отгони. Я так понял, у тебя ко мне вопросы. Другие пусть отдохнут.

– Окей. Всем стоять…

Мы двое включаем локальный гиперрежим, как тогда, в рыцарском зале. Теперь неподвижные фигуры окружают нас по периметру, но не делают попыток вмешаться. Они могут так стоять неограниченно долго. Их время остановилось, зато мы движемся с бешеной скоростью.

Хотя друг для друга мы выглядим спокойными. Даже расслабленными.

Так начинается любая драка. Чем сверхоборотни лучше городских гопников? Ну, то есть, конечно, лучше.

– С[…]ка, ты уже задрал, баран озабоченный, – говорю я Федору, пока никто не слышит. – В последний раз предупреждаю. Уходишь из лагеря прямо сейчас. И я тебя не трогаю.

– К тебе то же предложение, командир. То есть ты уже нихрена не командир. Оставляешь мне лисичку… обещаю обходиться с ней бережно… а сам исчезаешь. Директору скажу, что ты сам так решил. Претензий не будет.

– Уверен? – усмехаюсь я.

– У доктора Флориана нет любимчиков, – важно говорит Федя.

Ах, вот оно что. Идиотина Федор тоже надеется стать избранным. Ну, вперед. Если получится. Если хватит сме…

Он бьет меня ладонью в лоб, и у меня темнеет в глазах. Я отлетаю в сторону. Я знаю: так бьют, чтобы не повредить костяшки пальцев. Федор еще не привык сражаться на гиперскорости и боится сломать руку.

У меня получается не упасть. Перед глазами все плывет. Это плохо. Я стою, шатаясь, и гляжу куда-то мимо цели. Это очень плохо.

Федор делает шаг назад, не сводя с меня взгляда. Теперь он попробовал гиперскорость и больше не боится. Он будет бить в полную силу. Он уверен, что это последний удар, после чего я выпилюсь из этой реальности.

Он делает мощный разбег. Нападает на меня, вытянув тапку вперед, как недоделанный каратист. Я уворачиваюсь и в падении бью кроссовкой в коленную чашечку его опорной ноги. Хррусть!

Это адски жестоко. Так получают самые страшные открытые переломы. По правилам футбола за такие удары дисквалифицируют на всю жизнь. Но у нас тут борьба без правил.

Я лежу на спине. В голове у меня по-прежнему звенит, будто ей довелось побыть футбольным мячом. Сквозь гнусный розовый туман я вижу, что Федор корчится в двух шагах от меня и не может встать. Хочешь ты или нет, думаю я, но победитель определился. Можно останавливать бой.

Опираясь на руки, я кое-как усаживаюсь на траве. И вовремя! Кто-то еще включает гипер. И становится третьим в нашей компании.

Ага, это наш кудрявый красавчик Дан. У него в руках – надежный карабин двенадцатого калибра. Значит, эти гады взломали мой домик!

– Стреляй, – стонет Федор, страдая от боли. – Дан, стреляй в него нахрен. Забились же.

Ну конечно. Так и было задумано с самого начала. Как я мог подумать хорошо о своих друзьях?

Думай о людях как можно хуже. В редких случаях тебя ждут приятные сюрпризы. Чаще ты оказываешься прав. Вот как сейчас.

Дан послушно направляет ствол на меня. А у меня, как назло, кружится голова. Мне сейчас не перекинуться и не уклониться. Даже встать на ноги не особо получается.

Сейчас он выстрелит, и я сдохну.