Шрифт:
Закладка:
– Да. По большому секрету от доктора Флориана. И он попросил меня за тобой присматривать. Сказал, что теперь очередь принцессы… спасать своего принца…
– От чего спасать?
– Флориан что-то задумал. Что-то плохое для тебя. Что-то страшное. Отец не знает точно. Но он же хитрый, он все заранее чувствует. Это у нас… семейное.
– Я понимаю. Но мы же обо всем договорились с Флорианом… ну, то есть… я же ему нужен?
– Отец про это тоже помнит. Он сказал, что каждый договор надо читать очень внимательно, перед тем как подписывать. Особенно то, что написано в конце мелкими буквами.
– А что мне делать, твой папа не сказал?
– Уходить отсюда.
– Это он так сказал? Или ты?
Как вы знаете, рыжие быстро краснеют. Но и бледнеют быстро. Вот и Лиза сделалась вдруг бледной, и я знал, почему. Потому что она не могла мне соврать. Хотя и хотела.
– Это я, – сказала она. – Мне вообще все это не нравится. Я не хочу здесь быть, с этими волками. Не хочу больше быть оборотнем. Не хочу, чтобы ты им был.
– Почему, – спросил я. – Это же круто. Разве нет?
– Нет. Я ненавижу эту тьму. Ненавижу, что мы такими стали. Мы превращаемся в чудовищ. Таких же, как они. Как все взрослые. Ты разве не видишь?
– А я думал, тебе нравится, – сказал я. – У тебя даже бандана была с черепами.
– Это я надела, чтобы ты оценил. Никогда не любила чернуху.
Я пожал плечами:
– Думаешь, я люблю? Но вспомни Кромешных. Если темныша не убить, он убьет тебя.
– Они не виноваты. Они уже не могут выбирать, какими им быть. А мы можем.
Я слушал и удивлялся. Лиза как будто стала гораздо взрослее за те дни, что мы с ней не виделись. Взрослее и умнее.
Умнее меня.
Вдруг я понял, что отчаянно хочу с ней помириться. И чтобы все стало как раньше. Только не знаю, с чего начать.
– Хочешь кофе? – спросил я. – И сосиски еще остались. Очень вкусные.
(Со мной бы такое сработало).
– Не надо, – сказала Лиза, оглянувшись на дверь. – Я пойду. Иначе все подумают, что я…
– Ты можешь наплевать на то, что они подумают, – ответил я жестко. – Здесь я решаю.
– Тебе так только кажется. Они тебя не послушают. Они тебя ненавидят. Если бы не директор, они бы тебя порвали на куски.
Мне было досадно, что она так говорит. Но обижаться на правду не имело смысла.
– А ты? – спросил я. – Ты меня тоже ненавидишь?
Она смешно наморщила нос:
– Я пыталась. У меня не получилось.
Я шагнул было к ней, но Лиза покачала головой:
– Не надо… в «Эдельвейсе» и без меня много девчонок… ты сперва разберись, что тебе важнее.
– Ты о чем вообще? – всполошился я. – У нас же с ними ничего…
Она даже не захотела знать, вру я или нет, хотя вру я всегда неумело, и спалить меня не составляет никакого труда, тем более что я часто выгляжу виноватым, даже если ни в чем не виноват. Пока я краснел, дверь за ней захлопнулась.
* * *
Я долго размышлял над тем, что делать дальше. И ничего не придумал.
Ближе к вечеру зачем-то отправился в лес, хотя директор и запретил. А может, именно поэтому.
Я шел по просеке и слушал перекличку птиц. Им-то, птицам, было до меня все равно. У них были дела поважнее наших. Кажется, они искали себе подружек и заранее строили гнезда.
А я вот даже и не знал, чего я ищу.
Теперь я понимал, почему Гройль выбрал для лагеря именно этот глухой и мрачный лес. Тьма здесь не рассеивалась никогда. Даже днем она клубилась под высокими разлапистыми елками. Протекала ручейками по оврагам. Если бы, конечно, нашелся кто-то, кто мог это видеть. Но лес был пуст.
Точнее, не совсем так.
Костяной Бор был наполнен людьми. Только мертвыми. Лишенными имен и забытыми.
Я уже умел это чувствовать. Уроки Флориана Штарка, выпускника таинственной школы «Анненэрбе», не прошли даром.
Мертвые были везде. Все они погибли давно, в последнюю мировую войну. Окопы, где они нашли свою смерть, давно сравнялись с землей. Их винтовки заржавели и рассыпались в прах. Сквозь их кости проросли корни громадных елок и сосен.
Но их тени оставались здесь. Куда им было деться? Никто не принес цветов на их могилы ни разу за все эти долгие годы – только скромные ландыши по весне расцветали на полянах. Если их и искали, то где-то далеко отсюда. Историки потеряли их след, и даже черные копатели прошли мимо. Им просто не повезло. И еще что-то чувствовал я, но пока не мог идентифицировать. Что-то нехорошее.
«Измена, – как будто в ответ зажглось в моей голове. – Нас считают предателями. Но мы же не такие».
«А какие вы?» – чуть не спросил я вслух.
Остановился. Прислонился спиной к толстому стволу березы. Это было спонтанным движением, но принесло сумасшедший результат. Клянусь, я изобрел это сам.
Теперь я мог понимать этих мертвецов. Старое дерево превратилось в антенну, которая ретранслировала их голоса.
«Ты нас слышишь? – удивились они. – Ты можешь нас слышать? Кто ты? Откуда ты здесь взялся? Не молчи, не молчи, пожалуйста… не уходи…»
«Я Сергей, – ответил я. – Из Питера».
И тут моя голова как будто взорвалась – они заговорили все одновременно, радостно и возбужденно, они перебивали друг друга, хотя я мог различать их голоса даже лучше, чем если бы говорили вслух:
«Свой, значит! Ур-ра!»
«Здравствуй, здравствуй, Серега. Сам-то не служил? Годами не вышел?»
«Привет тебе от бойцов Второй ударной армии».
«Бывших бойцов. Но ты не боись, мы хоть и мертвые, но не злые».
«Так ты из Питера? Значит, не сдали Ленинград? Слава богу».
«Немцев куда дели? Прогнали все-таки?»
«Ты в каком районе жил? Я на Васильевском. Пацанов из Гавани все боялись».
«Ой, да что ты сразу лезешь со своей Гаванью. Я вообще с Одессы, и я же молчу».
«Ты нам скажи, товарищ Сталин жив? Он в Москве? Нам бы с ним связаться».
«А Гитлер? Сдох, паскуда?»
«Второй фронт открыли?»
«И еще скажи, может, знаешь – куда наш командарм пропал героический? Правда в плен сдался, или фрицы всё набрехали?»
«Эй, ну что ты замолчал… испугался, что ли? Сережка, дружище… не молчи, пожалуйста. Поговори с нами».
Я смутился.
«Вы не обижайтесь, – сказал я. – Но я и половины не знаю, о чем вы спрашиваете».
«Скажи что знаешь».
Я припомнил
