Когда немцы начали наступать, он бросил свое секретарство, взялся за винтовку и пошел сражаться против немцев. В 1918 году он снова был секретарем исполкома, и когда Деникин взял власть, остался работать в подполье. Одесские воры ненавидели его за решительную борьбу с ними; они проследили его и застрелили из-за угла.

Работа председательской коллегии происходила в крайне тяжелой обстановке. Профессиональные союзы везде оставались в руках меньшевиков. Платить рабочим было нечем, так как буржуазия, как только власть перешла к нам, успела вынуть все свои вклады из банков. В это время под руководством одного анархиста — Хаима Рыта — был организован совет безработных, к которому не замедлили примазаться все одесские воры и сутенеры. Эти «безработные» самовольно накладывали контрибуцию на буржуев, конфисковывали продукты, а однажды потребовали, чтобы буржуазией в течение месяца было внесено в пользу безработных 10.000.000 рублей. Мы боролись с этим злом только «устно», так как реальной силы не имели. Благодаря своей демагогии, Рыт пользовался большой популярностью среди этой публики.

Когда опасность приостановки выдачи зарплаты из-за отсутствия в кассах фабрик и заводов денег стала особенно серьезной, мы вместе с «Румчеродом» решили принять репрессивные меры против местных богачей. Город был разделен на районы, были мобилизованы все коммунисты и более сознательные рабочие, а также матросы, которым можно было доверять. Вся подготовка операции велась очень конспиративно. Когда все было готово, ночью были арестованы все руководители банков и крупные богачи. Банкиры были освобождены только тогда, когда они выдали списки всех тех, которые вынули свои деньги из банков. По этим спискам мы арестовали богачей, благоразумно взявших свои капиталы из банков. Мера эта произвела отличное действие.

Через несколько дней было подписано соглашение, в силу которого богачи обязались вносить деньги определенными суммами ежедневно, после чего они были освобождены. Когда была произведена выплата жалованья рабочим, настроение их сразу изменилось.

Однажды до сведения Совета дошло, что в местной тюрьме содержится много невинных. Мне было поручено осмотреть тюрьмы, допросить и, если нужно, освободить тех, которых я найду необходимым. Я был очень рад поехать в тюрьму, — в ту самую тюрьму, где я сам столько выстрадал. Тюрьму я нашел в еще худшем положении, чем в царское время, так как никто ею не занимался.

Пища была отвратительная, люди сидели месяцами и не знали, за что они сидят. На ряду с этими сидели и такие, которых можно было давно расстрелять, а их держали в самых лучших условиях. В тюремной больнице почти все палаты были переполнены больными. Я обратил внимание на то, что в одной из этих комнат было особенно чисто и уютно и там находилось всего два-три человека. На мой вопрос, кто здесь пребывает, мне сказали: «Пеликан». Это был известный руководитель Союза русского народа, контрреволюционер и погромщик. Когда он узнал, кто я, он с’ежился и начал просить, чтобы его освободили, так как он боролся против кадетов, а большевиков всегда уважал. На эту просьбу я при нем же отдал распоряжение немедленно перевести его из больницы в тюрьму, в одиночную камеру, с указанием, что никакими привилегиями он не должен пользоваться и должен содержаться на общих основаниях со всеми.

Осматривая камеры, я попросил провести меня в камеру № 356, т.-е. в ту, где я когда-то сидел. Начальник тюрьмы почему-то замялся, но когда я решительно заявил, что хочу эту камеру осмотреть, меня повели. Когда открыли камеру, перед моими глазами предстали трое заключенных с ужасно измученными лицами, ни слова не понимавшие по-русски. Я заговорил с ними по-французски. Один от радости чуть не подпрыгнул. Оказалось, что тот, который со мной говорил, был румынский офицер, а остальные два — румынские солдаты. Попали они вот за что. Во время Февральской революции русские солдаты узнали, что в одной из румынских тюрем, около Бессарабии, сидит т. Раковский. Они пошли освободить его. Румынские солдаты помогли им в этом силой. Этот офицер и солдаты были активными участниками освобождения т. Раковского. Когда они прибыли в Одессу, их, по доносу румынского консула, арестовали, как уголовных преступников, и бросили в тюрьму. Никто их не допрашивает, несмотря на то, что они написали массу заявлений на имя Раковского, который тогда работал в Одессе, как комиссар. Для меня было очевидно, что начальник тюрьмы замешан в этой грязной истории. Освободить их немедленно я не хотел, так как мне нужно было проверить правдивость их заявления; кроме того, все трое были совершенно голыми. Вечером я узнал от т. Раковского, что он давно их разыскивает, но не знал, где они находятся; все то, что ими было рассказано, оказалось правильным. На следующий день мы одели их и освободили из тюрьмы.

Совет помещался в бывшем Воронцовском дворце. В нем находился также президиум черноморцев. Комендантом дворца был матрос, который был с нами на с’езде Советов в Питере. Однажды утром он, взволнованный, вбегает ко мне в кабинет, выхватывает свой револьвер, кладет его на стол вместе с бомбой и заявляет:

— Арестуйте меня, я только-что убил человека, я только-что всадил шесть пуль вору!

Я никак не мог понять, в чем дело, и в то же время услышал ужасный шум по лестнице, — это толпа искала матроса. Я немедленно велел его арестовать и посадить до выяснения дела в одну из наших свободных комнат, а сам вышел во двор. Там бушевала тысячная толпа, требуя выдачи убийцы. Чтобы успокоить ее, я попросил выбрать несколько человек для совместного с президиумом выяснения виновности коменданта дворца. Толпа успокоилась и выбрала от себя 5 человек. По выяснении оказалось, что убитый был не совсем нормальный человек и что он у кого-то украл обеденную карточку во время раздачи таковых безработным. Этого было достаточно, чтобы наш матрос расстрелял его на глазах толпы, как вора. Я никогда не забуду, как раскрылась дверь и старуха-мать бросилась на труп, крича:

— За что вы убили моего сына?

Для всех было ясно, что произошло простое убийство больного человека, и толпа требовала немедленного суда над комендантом.

Вскоре прибыл отряд вооруженных матросов и забрал его на корабль. Через час он был освобожден и безнаказанно уехал в Севастополь.

При таких условиях работать было ужасно трудно. С одной стороны, город терроризовали матросы, с другой — так-называемые «безработные», руководимые Рытом. Бесшабашная пляска смерти царила во всем городе.

А тут еще в Бессарабии румыны, вкупе с нашими белогвардейцами-генералами, начали обезоруживать некоторые «ненадежные» для них воинские части и также конфисковывать с’естные и военные припасы.

Посланные из центра товарищи для