– У нас в запасе по меньшей мере четыре часа, прежде чем мой слуга вернётся с подмогой. Давайте же используем это время с пользой, чтобы вычислить преступника, – повелительно продолжил господин Кюлле. И обвёл всех собравшихся внимательным взглядом. – Или преступников.

Действительно, пока остальные суетились, не зная, что делать, знаменитый сыщик продемонстрировал похвальное хладнокровие, сразу сказав, что нужно послать за властями. И предложив для этого своего слугу – прекрасного наездника, по его словам. Поскольку никто более не представлял, где искать помощи (кроме хозяина трактира, но тот был грузен и стар, потому в гонцы не годился), предложение было встречено единодушным одобрением.

И вот теперь в зале собралось полтора десятка человек: сам господин Кюлле, простуженный господин Шилль, девять пассажиров дилижанса, кондуктор, кучер, хозяин таверны и его служанка.

Ни у кого из них не было безупречного алиби: каждый в течение вечера хоть раз да оставался один. И мог подсыпать яд в кувшин воды, предназначавшийся для господина Грюнсамлехта.

Но вернее всего это мог сделать тот, кому было известно о преследовавшей господина Грюнсамлехта жажде, вследствие коей он всегда требовал подать себе питьё в нумер… Кто мог быть осведомлён о такой его привычке?

В первую очередь, его супруга. Но достаточно было одного взгляда на несчастную, дабы понять, что она совершенно убита горем.

Однако что если… Альма внутренне похолодела: вдруг виновен вовсе не кто-то из сидевших за столом людей? Вдруг убийца – вообще не человек?

Сама собой вспомнилась косматая тень, промелькнувшая в лесной чаще. Господин Грюнсамлехт тогда отчаянно перепугался. Успокоился он лишь после того, как Альма сказала, что увидела лося. Но она солгала.

Что если господин Грюнсамлехт опасался не лесных разбойников, а кого-то – чего-то? – несравнимо страшнее? Не на это ли намекнула тем вечером в приватной беседе с Альмой госпожа Грюнсамлехт?

– Подумайте как следует, напрягите память, – бархатным голосом увещевал их господин Кюлле, – не приходит ли вам на ум что-либо подозрительное, странное, привлёкшее ваше внимание, выбивавшееся из привычного распорядка? Любая, даже самая незначительная, на первый взгляд, деталь способна пролить свет на преступление!

Сказать про тень или не сказать? Она уж точно была и подозрительной, и странной, и выбивавшейся. Но была ли она реальной?

Альму охватили сомнения в самой себе. В своих глазах, в своей памяти. В своём разуме. Взаправду ли она что-то видела, не примерещилось ли ей? Что если это был искажённый её воображением лось? И, в конце концов, как объяснить сыщику, что её зрение порой чудит, показывая ей не то видения, не то галлюцинации?

Альма бросила взгляд на госпожу Грюнсамлехт: если бы та сама вспомнила происшествие с «лосем», то Альма бы подтвердила её слова и заодно высказала собственные подозрения. Однако госпожа Грюнсамлехт молчала, лишь вновь потянулась за платком и приглушённо всхлипнула.

Альме стало тошно от своего малодушия.

– Кажется… Не уверена, но возможно, я видела что-то странное в лесу, когда дилижанс проезжал через него. Меж деревьев промелькнула большая тень. Не похожая на человека. Господин Грюнсамлехт перепугался, когда понял, что я что-то увидела. Но успокоился, когда я сказала, что увидела лося. Похоже, он боялся разбойников. И повторял, что у него много врагов, – каждое слово давалось Альме с трудом, и она внутренне обмирала, ожидая допроса. Но молчать было нельзя.

Госпожа Грюнсамлехт замерла, не отводя платок от лица.

Лоснящиеся брови господина Кюлле изогнулись:

– Разбойники? Враги? Хм-м… Это кое-что объясняет, – прибавил он многозначительно и вновь обвёл всех присутствующих испытующим взглядом.

Однако таинственная тень, похоже, нимало его не заинтересовала. Получалось, Альма страшилась напрасно. Сколь часто боишься чего-то незначительного, надуманного – и не замечаешь того, чего по-настоящему следовало бы опасаться…

– Ну, если любое отступление от привычного важно… может быть важным, я хочу сказать. Если оно как-то связано с этим ужасным убийством, вы понимаете. Так вот, если любая странность имеет значение, то и я припомнила кой-что, – затараторила госпожа Кроф, обменявшись многозначительными взглядами с сестрой. Слова торопливо выпрыгивали из её рта, они давно были наготове, однако пока все люди в зале молчали, молчала и она. Мало кому хочется первым прерывать тягостную тишину. – Когда давеча мы обедали со многоуважаемыми господином и госпожой Грюнсамлехтами, господин Грюнсамлехт весь прямо-таки сморщился, увидев поданный ему суп, и велел принести сливок. А затем взял – и вылил сливки прямо в суп! В рыбный, представляете? Весь сливочник до самого донышка!

Госпожа Пулла одобрительно пожала руку сестры и подтвердила:

– Да-да, так всё и было! Очень необычно, в наших краях так не делают.

Если на лице прославленного сыщика и отразилось лёгкое удивление, то совсем не того рода, какой, вероятно, ожидали увидеть пожилые госпожи, взволнованные кулинарным святотатством. Однако господин Кюлле был слишком хорошо воспитан, чтобы отмахнуться или рассмеяться, потому со всей возможной деликатностью уточнил:

– Вы весьма наблюдательны, госпожа Кроф, примите моё восхищение. А помимо этого не довелось ли вам заметить ещё что-нибудь?

Чуть порозовевшая щеками госпожа Кроф и госпожа Пулла одновременно покачали головами, в едином ритме колыхнулись туда-сюда седые букли.

Госпожа Грюнсамлехт всхлипнула:

– Это всё матушка моего милого супруга. Она была родом из северной части страны, там приучилась есть рыбный суп со сливками. Переехав в наши края, она сохранила милую привычку, а впоследствии передала ту сыну.

– Вот всё и объяснилось! – потёр руки сыщик. – Благодарю вас за раскрытие сей маленькой тайны.

Госпожа Грюнсамлехт вновь уткнулась в батистовый платок, а на дряблые щёки госпожи Кроф возвратился румянец, только уже по иной причине.

Итак, два воспоминания пропали втуне. Смогут ли полтора десятка человек извлечь из памяти хоть что-нибудь, способное помочь великому сыщику схватить и покарать убийцу?

Увы, пока ситуация казалась безвыходной. Все вновь умолкли, слишком усталые, слишком растерянные. Что неординарного можно было заметить в пренеприятном человеке, которого вы всеми силами старались не замечать?

Укутавшийся в плед хворый господин Шилль, похоже, и вовсе уснул – впрочем, от него изначально не ждали многого и позвали в обеденную залу наравне со всеми единственно ради справедливости: господин Шилль не путешествовал в их дилижансе и не общался с господином Грюнсамлехтом – однако неправильным было бы собраться неполным составом. Сделать для кого-то исключение, дать поблажку. Господин Кюлле особо подчеркнул, что все, абсолютно все постояльцы и обитатели трактира должны собраться вместе, бессонно дожидаться прибытия властей, попутно стараясь распутать тайну преступления. И никуда не отлучаться, пока истина не будет установлена.

Пауза затянулась.

– Ну же, – подбодрил их господин Кюлле, – ничто не считайте незначительным: пренебрежение мелочами – фатальная ошибка, порой стоившая поражения целым армиям! Любое воспоминание, любая мысль, кажущиеся вам хоть чуточку необычными, способны оказать нам неоценимую