Шрифт:
Закладка:
Вскоре, как только мы приступили к работе в морге, стало очевидно, что многие люди, лежащие в могиле, были расстреляны со связанными за спиной руками. Нередко кто-то из нас, исследуя очередной труп, выдыхал: «Господи».
К нам на могилу постоянно приезжали журналисты со всего мира. Они собирались за лентой, очерчивающей границы захоронения (обычно у «нашего» с Хосе края могилы), и дежурили до вечера. Билл проводил ежедневные брифинги для прессы, а вот всем остальным членам команды общаться со СМИ было нельзя. Свой запрет он объяснял тем, что журналисты, словно пираньи, слетелись на кровь и что общаться с ними – удовольствие ниже среднего, и вообще… Бил говорил так убедительно, что в итоге мы прониклись неприязнью к работникам СМИ, о чем я сейчас сожалею. В конце концов, именно благодаря журналисту Дэвиду Роуду удалось обнаружить первые свидетельства массовых убийств в районе Сребреницы. За эту находку Дэвид поплатился собственной свободой – полиция боснийских сербов держала его под арестом больше недели. Так что можно сказать, что журналисты просто хотели быть в курсе того, как продвигается дело, которое они начали.
Когда с эксгумацией в Церске было покончено, СМИ переместились к Нова-Касабе, где нас – и их – ждала новая братская могила. Когда 22 июля наша колонна подъехала к этому городу, журналисты уже стояли со спутниковыми телефонами наготове. У нас наконец-то появились наемные работники – боснийские сербы из соседних городов, не испугавшиеся гнева местных. Они приехали в рабочей одежде, но не захватили с собой ни еды, ни воды. Некоторых мы разместили в наших джипах, а другие пристроились позади колонны на своих машинах, казавшихся на фоне «Хамви» еще более игрушечными, чем наши «Лендроверы».
Тем временем наш конвой пополнился еще одной машиной, это был «Волк» – длинный многоколесный броневик с тупым носом и крошечными прямоугольными окнами из толстого стекла. Единственная дверь была установлена сзади, а днище имело V-образную форму, что должно было уменьшить повреждения от взрыва при наезде на мину. Конкретно наш «Волк» прибыл из Южной Африки. Во времена апартеида его использовала полиция для передвижения по охваченным беспорядками черным поселкам. Теперь броневик выкрасили в белый цвет ООН, на борт прикрепили табличку с надписью «Врачи за права человека». Мы намеревались возить на «Волке» оборудование. Перемена в судьбе броневика и его новая жизнь не прошли мимо нашего внимания. Дэвид вызвался прокатиться на нем – что ж, он вылез, обливаясь потом, кабина была не только пуленепробиваемой, но ужасно душной. Зато «Волк» отбрасывал шикарную тень, так что мы предпочитали обедать рядом с ним.
В Нова-Касабе нам предстояло исследовать большой, заросший травой участок земли между заброшенным зданием и небольшой речушкой. Сперва предстояло понять, с какого конца участка начинать раскопки. К счастью, у нас были спутниковые снимки местности, сделанные еще в 1995 году, и это помогло оценить, насколько смещен поверхностный слой почвы. В зонах конфликтов смещения почвенного слоя в масштабах, видимых с воздуха или спутника, могут указывать на массовое захоронение. Конечно, полагаться только на снимки нельзя, однако в Нова-Касабе информация подтверждались свидетельствами выживших.
Мы достаточно быстро расчистили землю от растительности на первой предполагаемой могиле и выкопали траншею по ее внешним границам. Затем мы выкопали еще несколько пробных траншей на других участках, обнаружив таким образом еще две могилы. Одна совсем рядом с первой, а другая – на дальней стороне участка возле деревьев, неподалеку от дороги.
По ближнему к дороге краю поля Билл с помощью ленты обозначил «линию СМИ». По сравнению с Церской она находилась довольно далеко от объекта. Билл также сказал Косме поставить «Волка» так, чтобы тот загораживал нас от журналистов. Я не знала, зачем он решил усложнить им работу. Впрочем, представители СМИ быстро нашли способ обойти эти ухищрения. Я не могла сдержать улыбку, когда увидела, как несколько фотографов забрались на второй этаж разрушенного дома по соседству и прикрепили к камерам огромные длиннофокусные объективы. Другие журналисты, видя, как быстро продвигается наша работа, удвоили свои усилия по упрашиванию Билла подпустить их поближе. В итоге он даже согласился провести краткую экскурсию по одной из могил – правда, предварительно ее нужно было убрать, чтобы на газетные снимки не попали тела, их одежда и личные вещи. В выбранной для демонстрации могиле работали только Фернандо и Дэвид. Я присоединилась к ним, чтобы побыстрее произвести очистку и установить тела на своеобразный «пьедестал» – в анатомическом положении, но очищенные от земли.
Фернандо и Дэвид работали молча, и я тоже. Единственное, о чем мы говорили, так это о том, могло ли быть так, что этих людей застрелили прямо в могиле. Некоторые тела лежали лицом вниз, с согнутыми коленями, видимо, после падения вперед от выстрела из автоматического оружия. Руки связаны за спиной. Если бы их застрелили на краю могилы, а затем сбросили вниз, тела бы лежали в более вытянутой позе. Мужские тела сохранились довольно неплохо, поскольку покоились на большой глубине. У многих остались фрагменты тканей на лице, сохранились волосы на голове, даже бороды.
В те моменты, когда на могилу приходили представители СМИ или просто гости, у нас появлялась возможность спокойно и без суеты поработать с телами и лучше понять, что именно здесь произошло. Я очищала тела от земли в могиле у Нова-Касабы, а вспоминала женщину с розовым пластмассовым ожерельем из Кибуе, возле скелета которой я сидела, согнувшись в три погибели, пока Билл проводил экскурсию для Мадлен Олбрайт. Позже у меня снова появился повод вспомнить визит Олбрайт – в Косово, возле тела мальчика в окружении выпавших из карманов его брюк шариков, в ожидании визита делегации Совета временной администрации ООН.
История с Нова-Касабой напомнила мне Руанду еще в одном аспекте: там я видела, что у жертв геноцида с разных концов страны одинаковые травмы, и мое воображение тут же выдало мне образ бесконечной вереницы
