Когда мы спровадили слуг, то причина сразу же выяснилась. Она без обиняков спросила напрямую.

— Кто такая Елена?

— Друг Владимира, баронесса Рюмина, — я пожал плечами, смотрясь в зеркало, мне только не хватало сцен ревности.

— А тебе она кто?

— Пока никто, но, надеюсь, мы подружимся, — я, наконец, справился с галстуком, едва не задушив себя. — Мне нравится, как она смотрит на мир. Такая, знаешь, забродившая смесь цинизма, раннего взросления и обжёгшейся маленькой девочки.

— Да? — Софи с интересом посмотрела на моё отражение, положив свою прелестную голову мне на плечо. — А я для тебя кто? Наверное, тоже есть интересный букет сравнений?

— Я не могу тебя сравнивать, — обернувшись к ней, ответил я.

— Это почему же?

— А ты сама догадайся, глупышка, — мы поцеловались, и в какой-то момент я почувствовал, как её руки возятся с пряжкой ремня на моём поясе.

— Это оно?

— Заткнись и иди закрой дверь, — горячо прошептала она и одну за другой расстёгивала на себе пуговицы белой блузки.

Скоро бал у Рюминых и надо уже выходить, но… Я кинулся закрывать засов и, когда вернулся, увидел Софи без верхнего белья.

* * *

Я опоздал. Где-то минут на двадцать, но оно того стоило. Наш первый раз вышел немного не в тех условиях, что я себе представлял, но теперь улыбка не сходила с моего лица, и я боялся, что меня сразу раскусят как неопытного любовника. Потому накинул, хоть и с трудом, маску безразличия и вошёл в холл дворца Рюминых.

Гости всё ещё прибывали, и я выдохнул. Да оно ж так и есть, точного времени никто не придерживался, и, как правило, позднее всех приезжали самые знатные особы. Барятинские были где-то в середине пищевой цепочки Громовца, поэтому я мог не бояться обвинений в неуважении хозяев.

Зал, в котором проходил бал, был средоточием величия и богатства. С высоких потолков вниз на гостей смотрели бессмертные герои древних легенд и мифов. Конусообразные хрустальные люстры ослепляли своим светом. По периметру тут и там разбросаны колонны с золотыми и серебряными орнаментами.

Я был частым гостем в таких местах, потому чувствовал себя как рыба в воде. Главное — знать, где и какие «группировки» дворян обитают. Это мой первый официальный выход в широкий свет, так что важно не наделать глупостей.

Мраморные плиты пола были настолько отполированы, что отражали свет, создавая иллюзию бесконечности. Бархатные многометровые занавески обрамляли окна, откуда виднелись подступающие сумерки. В помещении, как и всегда, было душно. Потому мне не нравились подобные сборища. Какофония запахов от еды, духов и сальных желёз — не самый лучший набор.

Где-то в углу отдельным островком расположились музыканты в элегантных костюмах. Их талантливые пальчики и губы сегодня будут работать на износ. Инструменты, под стать хозяевам, все сплошь золотые и серебряные, говорили о статусности этого места.

Официанты дрейфовали с подносами, и один из них предложил мне бокал с чем-то крепким. Вежливо отказавшись, я вскоре отыскал виновницу торжества. Елена Рюмина, увидев меня, тут же помахала рукой. Рядом уже нарисовался щёголь Скаржинский, успевший сменить наряд на тёмно-синий фрак с золотой вышивкой вдоль лацканов и манжет.

— Госпожа Рюмина, ваше гостеприимство и утончённость восхищают. Для меня честь быть приглашённым на ваш великолепный бал, — я слегка поклонился и протянул баронессе руку, та вежливо её пожала и ответила.

— Благодарю за любезные слова, барон. Прошу, чувствуйте себя как дома и наслаждайтесь нашим обществом.

Этот обмен любезностями непривычно было видеть после свободного стиля общения молодой госпожи, но я не мог вести себя как слон в посудной лавке и тоже играл в эти игры.

Со мной поздоровался отец Елены Рюминой, и по тому, что он не отблагодарил меня за спасение дочери, я понял: родитель не в курсе о покушении. А это означало, что та поездка со Скаржинским была не одобряемым поступком и мне следует держать язык за зубами.

Впрочем, это не помешало нам с баронессой вести интересную беседу о процессах зачарования. Оказывается, она успела где-то нахвататься знаний, либо специально подготовилась к моему приезду, чтобы я не чувствовал себя чужим. Среди гостей нашлось ещё парочка аристократов, которым была близка эта тема. Один из них даже был компаньоном в московской артефакторной «Демидов и КО» — лучшей из образчиков в этом ремесле.

Краем уха я услышал какой-то сюрреалистический диалог между Скаржинским, присевшим на одно колено, и пожилой женщины, расположившейся в удобном позолоченном кресле. Её руки тряслись, а беззубый рот говорил тихо, но я разобрал.

— … Ты мне вялого не заправляй, Вова, а то я отцу твоему скажу, сколько девок ты успел попортить. Он тебя вмиг воспитает.

— Авдотья Ивановна, ну не при людях же.

— Я эти кондовые лица седьмой десяток вижу, пошли они к собачим чертям, — я услышал хриплый смех, а потом. — Ну, шо там, рассказывай, кому… — дальше Скаржинский что-то долго шептал ей на ухо. — Да ну? — опять тишина. — Вся невинность как снег весной, — затем смех, но на этот раз уже с кашлем. — Насмешил Вовик старуху: ну что ж ты вытворяешь, негодник такой а, а?

Я не выдержал и обернулся. Бабуля шутливо толкала рукой Скаржинского, и оба расстались на дружеской ноте. Впрочем, ничего нового. Я всё ещё был вовлечён в беседу, но спустя минут десять заметил, что одна половинка рта у старухи что-то слишком уж опущена вниз.

— Простите, — я прервал беседу и в срочном порядке пробрался к ветхой даме. Рюмина глянула в мою сторону и тоже пошла следом.

Я присел к знатной гостье также на одно колено и обратился.

— Извините за бестактность, я не знаю вашего имени, но вы можете сейчас поднять одновременно две руки вверх?

— Это Стародубская Авдотья Ивановна, — ответила сзади Елена. — Артём, с ней что-то не так? Она друг семьи. Делайте, как он сказал, маман.

— Что вы себе позволяете, юнош… — она прервалась. — Что это? Я… Что со мной? — она в панике пыталась поднять левую руку, и безуспешно, вокруг уже собрались зеваки.

Смазливый Скаржинский, кажется, разгорячил бабулю постельными подробностями своих приключений. Я выпрямился и обратился к Рюминой.

— У