Я говорю все это не для того, чтобы вызвать сострадание – с чего бы тебе сострадать? Больно делали всем. Я говорю это, потому что хочу, чтобы ты поняла, что я желаю прямо противоположного с тобой. Что началось как флирт и, да, обыкновенная страсть, стало чем-то совершенно иным. Я дорожу тобой. Я уважаю тебя. Я знаю, что не заслуживаю тебя, но лишь о тебе мечтаю.

Поэтому я собираюсь спросить, выйдешь ли ты за меня замуж. Я сделаю тебе предложение в самый неподходящий момент, потому что безнадежен и глуп, когда дело касается подобных вопросов, и честно жду, что ты со свойственной тебе добротой скажешь мне, что скорее станешь монашкой, чем выйдешь за меня. (В исламской религии есть монашки? Прости. Мне следовало уже знать.)

Однако я все равно сделаю тебе предложение. И когда я его сделаю, прошу, знай, что я перед тобой честен и мое сердце впервые в жизни открыто. Я знаю, что ты можешь пронзить его словом.

Но лучше уж умереть у твоих ног, чем так и не попытаться.

Вот, мое красноречие вернулось.

Может, выйдет даже лучше, чем я рассчитываю.

Часть шестая

Халила

Глава шестнадцатая

Выпросив бумагу и хорошую ручку у консьержа, Халила писала письма семьям погибших людей, пока сидела в комнате ожидания роскошного отеля в Кадисе. Шторм все еще бушевал за окнами, однако потихоньку стихал. Корабль, который доставил их, скоро должен был отправиться в новое плаванье вопреки буре.

Капитану корабля хорошенько заплатили за то, чтобы он отчитался о том, что все пленники были убиты во время попытки восстания и выброшены за борт в море… и Анита должна была убедиться, что капитан сдержит свое обещание и доложит именно это. Поверят ли в Библиотеке рассказам капитана или нет, неважно, ведь доказать правду сразу все равно не смогут, а значит, у них будет больше времени. Однако это самое время все равно терять нельзя, и все же они были здесь: ждали.

– Тебе не нужно сейчас об этом беспокоиться, – сказал Дарио со своего места, откуда наблюдал, как Халила составляет письма. Прямо сейчас она писала на португальском семье моряка из Лиссабона. – Еще немало народу погибнет, прежде чем все закончится. А моряки бы убили нас на корабле, знаешь ли.

– И я надеюсь, что они бы раскаялись, – ответила Халила. – Но я не отвечаю за их души, только за свою.

– Разумеется. – Дарио этого не понимал, подумала она, но хотя бы уважал ее мнение. И она уважала его за это в ответ. – Ну, хотя бы тебе есть чем заняться. Мне следовало догадаться, что его посланник опоздает. Типичная королевская пунктуальность.

– Погода снаружи ужасная, а ты просто нетерпелив. Съешь немного… как это называется, ты сказал?

– Tortilla de patatas [12], – сказал Дарио и отрезал себе огромный кусок с круглого блюда для яиц. – Яйца и картошка. Очень вкусно.

– А это? – Она указала на то, что походило на хлебную трубочку. Дарио отрезал от той кусочек и протянул Халиле. Она заставила себя прожевать и проглотить. Оказалось лучше, чем она ожидала. Она съела пару кусочков тортильи, достаточно, чтобы утолить голод, но не настолько, чтобы почувствовать себя сытой. Ей не хотелось привыкать к уюту, пока она пишет письма с новостями о погибших. Это казалось неправильным.

– Bluefin tuna [13]. Нравится?

– Неплохо. Но я не особо голодна.

– А я с радостью все доем. – Голос Дарио звучал непринужденно, но он постоянно ерзал и угрюмо косился на входные двери. – Ненавижу терять время. Пока ты чиркаешь, я чавкаю, и бог знает, что происходит с остальными.

– С Томасом и Глен? Капитаном Санти?

– Ты намеренно меня не понимаешь.

– Видимо. – Она подписала свое имя в конце письма, свернула его и положила в конверт, на котором уже написала адрес семьи в Лиссабоне. – Обычно ты так не переживаешь за судьбу Джесса Брайтвелла.

– Это потому что мое конечное выживание обычно не зависит от него.

– Дарио.

– Mi amor [14], дело не в том, что мне плевать на происходящее. Он хороший союзник. Отличный, которого не мешает иметь на своей стороне. Я даже считаю его своим другом. Разве не правильным будет сказать, что в иной ситуации наши судьбы бы не пересеклись, если бы только он меня не обокрал до нитки?

Халила покачала головой. Дарио был в паршивом расположении духа, постоянно хмурился, глядя на двери, и вертел жемчужину в серьге, болтающейся у него на левом ухе. Он выторговал ее у кого-то на корабле или же выиграл в кости. Халила предпочитала не знать подробности. Серьга ему шла, однако. Как и новенькая чистая одежда, которая была теперь на нем – черная рубашка, черные штаны того самого привлекательного фасона, на которые Халиле не стоило бы глазеть. Красная окантовка на пиджаке. Дарио выглядел привыкшим ко всему лучшему, и единственное, что портило картину, была его явная тревога.

Халила сказала:

– Нет, ты не ошибаешься. Это лишь доказывает, что Аллах предоставил нам большой дар, благословив такими интересными знакомствами.

– Я слышал, Аллах ненавидит воров.

– Как и Бог, полагаю. И все же мы здесь, обязаны друг перед другом.

Дарио нахмурился еще сильнее, а потом вздохнул.

– Не напоминай мне, цветочек. – Он сделал паузу, а затем выпалил: – Если этот дурак пропал и его убили…

– Тогда нам придется самим спасать Морган и профессора Вульфа, – закончила за него Халила. – И хоронить наших друзей с почестями. Да. Я уверена, именно это ты и хотел сказать, раз ты такой доблестный человек в душе, Дарио.

Он виновато на нее покосился.

– А я такой?

– По большей части ты к этому стремишься, а большего никто и не требует. А теперь ты не мог бы мне помочь и отправить эти письма?

– Что угодно, лишь бы делом заняться, – сказал он и взял охапку писем. – Ты написала за всех нас? Всем семьям?

Халила почувствовала укол совести и моргнула.

– Как ты и сказал, те люди нас всех убили бы или же продали в руки архивариусу, не раздумывая. Однако это ничего не оправдывает. И семьи имеют право знать.

– Никогда тебя не пойму, – сказал Дарио. – Сомневаюсь, что Санти пишет письма семьям солдат, которых он убивает во время сражений. Только тем, которые погибают в его собственном отряде.

– Ты прав, я не пишу, – сказал капитан Санти. Халила увидела, как Санти спускается по лестнице с третьего этажа, где им дали комнаты; без сомнений, Глен все еще была настороже и сидела там, караулила. – Но она не солдат, и это хорошая привычка – помнить, что каждая жизнь, которую мы отнимаем, стоит еще дюжину других. Это не позволяет нам убивать, когда есть другие варианты.

– Хорошо, тогда я в меньшинстве и просто чудовище… – Дарио утих, что заставило Халилу поднять глаза и