Шрифт:
Закладка:
Жёлтые попытались обстрелять колонну, однако не слишком удачно. Ни одна из посланных ими ракет не добралась до цели, разве что осыпала магистраль обломками. По крайней мере, Леший взрывов на магистрали не заметил, а Калибр сказал, что основной обстрел пойдёт ночью. Леший правильно сделал, что вовремя оттуда слинял.
– Началось… – в бесчисленный раз прошептал Кардан.
– Пора? – спросил Фара, схватив себя за предплечье левой руки.
– Рано, – сказал я.
Фара и сам знал, что рано, поэтому не расстроился.
Ждать осталось от силы неделю. Если не случится чудо. А чудеса иногда случались. В прошлый раз мы уже напортачили. Бухта пропал, топливозаправщики о нас забыли, и мы пошли вразнос. Неожиданно нагрянула проверка, и нас скрутили в бараний рог. Хорошо, не расстреляли.
Сжав кулаки, я запретил себе пороть горячку. Чтобы не расслабляться, наутро мы с Сивым, Кирпичом и Фарой отправились к мясорубке, о которой рассказывал Леший. Она располагалась в подвале кирпичного дома. Леший предупредил, что там вповалку лежат и свои и чужие.
Мы быстро отыскали дом. Ориентиром служил наклеенный на забор плакат-инструкция с цветными картинками бегущих и прячущихся людей.
– «Как вести себя при обстреле», – вслух прочитал Фара.
Лица нарисованных женщин и мужчин выдавали тревогу и растерянность, однако на заключительной картинке женщина, одетая во всё праздничное, улыбалась и обнимала счастливую девочку с торчащими косичками.
– «Не паникуйте, – продолжил Фара, – Услышав свист снаряда, падайте на землю и прикрывайте голову руками. Ищите укрытие: углубление в земле или под бетонными конструкциями. Лежите в укрытии, пока обстрел не прекратится. Покинув укрытие, смотрите под ноги и не поднимайте неразорвавшиеся боеприпасы».
– Хорош, – я оборвал Фару.
Толкнул его в спину, и мы втащились в ворота. Опасаясь мин, осторожно прошли по бетонной тропинке и выпряглись из телеги. Спустились в подвал и насчитали шесть хануриков с синими метками. Жёлтых было не меньше двадцати – они нас, ясное дело, не интересовали.
Работа шла буднично, без запарок, и на первый звоночек я внимания не обратил. Он прозвенел, когда я увидел на лестнице свежие следы. Они отпечатались на запылённых ступенях. Я подумал, что их оставил Леший. Потом обнаружил такие же следы возле хануриков. Между тем Леший говорил, что к ханурикам не приближался – только глянул в подвал и сразу поднялся обратно. Значит, наследил не Леший. Ну да мало ли кого сюда занесло.
Второй звоночек прозвенел, когда Сивый добровольно взялся за плащ-палатку. Почему бы и нет? За дровами он не ходил, пусть отрабатывает на мясорубке. Пока Сивый с Кирпичом таскали хануриков, я присмотрел парочку хороших укрытий, похлебал дождевой воды из старого бака. Постучал папиросой по якорю, выгравированному на крышке портсигара, закурил и подумал, что попытки сблизиться с Сивым не прошли даром. Того и гляди разоткровенничается.
Уверенный, чтоу меня всё на мази, я умудрился проигнорировать третий звоночек.
Фара пожаловался, что ханурики попались с пустыми кармашками. Ни одного жетона на шестерых! Ну пустые, и ладно. Я лишь пожал плечами и протянул Фаре недокуренную папиросу. Фара отмахнулся и принялся ныть, что зазря протаскался с букварём, а сегодня на обед Черпак пообещал выдать фруктовые палочки с яблоком и абрикосом, и лучше бы Фара остался на «Звере» – он бы выменял у Черепа лишнюю палочку, а так к нашему возвращению Череп свои палочки точно сожрёт и выменивать будет нечего. Фара не прекращал ныть и выбесил меня. Я бы отвесил ему подзатыльник, да только, выбесившись, наконец очухался и услышал звон всех звоночков разом.
– Кармашки пустые? – спросил я Фару.
– Я же сказал!
– Ну что-то в них лежало?
– Вообще ничего! Я же говорю, странно.
Действительно странно. Обычно в кармашках, если ханурик не обзавёлся жетоном или нарочно от него избавился, лежала всякая мелочь. Зажигалка, спички, нитки с иголкой, да что угодно! А тут пусто. Сразу у шестерых…
Я сорвался с места. Загромыхав шумихой, понёсся по лестнице в подвал. Чуть не сбил Кирпича и Сивого, выносивших последнего ханурика.
– Ты чего? – спросил Сивый.
Мне бы сочинить отмазку, но мозгов на ходу не хватило.
– Да там… – только и сказал я.
Убедившись, что Кирпич с Сивым вышли из дома, бросился к жёлтым. Стал обшаривать одного за другим.
Кармашки у жёлтых тоже пустовали. Ни жетона, ни мелкой ерунды, ничего!
– Вот паскуда…
Окажись Сивый рядом, я бы не сдержался. Полез бы в драку. Но Сивый возился с телегой во дворе, а мне, знаете, просто выть захотелось от злости и обиды. Сивый меня обдурил! Услышал, как Леший говорит про эту мясорубку. Подождал, значит, пока я уйду в рощу за дровами, и помчался сюда, чтобы обокрасть хануриков, не разбирая, жёлтые они или синие. И вот опять же: хочешь помародёрить, надеешься забрать из мундштуков какие-нибудь ценности – ну так забери, а мундштуки оставь в кармашках, и никто ничего не заподозрит! Что он собрался с ними делать?! Зачем вообще рисковал сейчас, когда началось отступление?!
Хитрый гнида. Вызвался таскать хануриков. Какой молодец! Болтал, шутил. Усыплял бдительность. И ведь усыпил! И что теперь? Обыскать Сивого? Поздно. Жетоны он уже заныкал в тайнике. И хорошо бы заныкал поглубже, чтобы ни одна проверка не нашла.
Отдышавшись, я чуточку присмирел. Решил не выдавать себя. Пусть Сивый думает, что я ничего не понял, а если понял, то проглотил.
Пока поднимался из подвала, соображал, как объяснить своё поведение. Выронил коробок со спичками и вернулся подобрать? Ну да, а самокрутку прикуривал пальцем…
Сивый, Кирпич и Фара встретили меня озадаченными взглядами. Я лишь буркнул:
– Обознался.
С вопросами ко мне никто не докапывался, и мы потащили телегу обратно к «Зверю».
В ближайшие дни новых мясорубок не ожидалось, и я чувствовал, что приглядывать за Сивым будет вдвойне сложно.
* * *
Во сне Фара дёргался, как мертвец, которого полили соляркой и подожгли. Ну, знаете, как это бывает. Видели, наверное. Мертвец вспыхнет и поначалу лежит бревном, горит спокойно. Потом вдруг приподнимается. Распахивает глаза, сгибает руки и ноги. Смотрит на тебя вскипающими зрачками и даже чуть приоткрывает рот, будто силится что-то сказать. В итоге застывает и больше не шевелится. Вот так и Фара ночью выгибался у себя на шконке, бормотал, постанывал. Обмякнув, успокаивался. Полежит минутку – и давай дёргаться по новой, словно его во сне поливали соляркой и поджигали раз за разом.
Судя по
