притворе храма, я был поражен и возмущен до глубины души. Здесь увидел взломанный в пяти местах пол -это кладоискатели разрушили и пытались делать проломы стен; из этой пещеры поспешил в лев[ую] пещеру; там не оказалось дверей; они унесены; подсвечники совершенно разломаны, и большой кусок от него[738] валялся в погребальной нише, что сделана в стене лестницы (напоминаю вид подсвечника[739]: он из дерева, снаружи покрыт левкасом и окрашен), остальное цело (т. е. в том же виде, кот[орый] Вы соизволили видеть). Отсюда я осмотрел малый храмик, что вы[сечен] в скале; он находится на кладбище близ аптеки… Из пещерных храмов: ну, там нечего и разрушать – фресок нет, да он, до некоторой степени, охраняется тем, что там совершаются богослужения -отпевания и панихиды. Было довольно поздно, чтобы я мог бы осмотреть другие памятники старины <…>. Но вот с каким обстоятельством пришлось мне столкнуться – это с митрополитом Хрисанфом. Митрополит, узнав, что я запираю входы в пещеры, заявил мне, что он просит не вмешиваться в дело церкви[740], что он сам сумеет охранить памятники и не нуждается ни в чьей помощи, ни в каких учреждениях, интересующихся этим вопросом. Ваше Превосходительство просит разъяснение по сему вопросу. Спросил, почему митрополит Хрисанф раньше не охранял вход в пещеры, предоставив делать разные взломы и кощунственные надписи на ликах святых?![741], а нашел нужным заявить мне, а не Вашему Превосходительству, когда это он мог делать в бытность Вашу в Трапезунде. Странно заявлять свой протест против ученых учреждений, занявшихся охраной и изучением церковной старины Трапезонда? Когда мы работали, он лениво наблюдал, смотрел, как работают; видел, сколько труда пришлось положить Вашему Превосходительству на работы об охране запущенных церковн[ых] памятников. Почему он не охранил фреску Св. Евгения в крепости и не дал повода о своем желании в этом посправлений? <…> Митроп[олит] заявляет, пусть военная власть поставит полицейского, а охрану и изучение он сам будет вести»[742].

От з июня 1916 г. в дневнике Ф. И. Успенского также есть некоторые записи, касающиеся пещеры Св. Андрея: «Пещерная церковь на самом берегу. В скале – остатки изображения Св. Андрея. Большая сырость, источник воды»[743]. Возможно, эту пещеру также осматривали А. Е. Крымский с инженером Л. Ю. Быковским (похоже на пункт б) первой части записей А. Е. Крымского).

В черновике текста А. Е. Крымского «Заметки о пещерах в Трапезуйте» указано название первой из описанных пещер в овраге Кузгун-Дерем – пещеры Св. Евгения. Название второй пещеры определить затруднительно. По описанию фресковой живописи она больше всего похожа на пещерный храм Св. Саввы, как он показан по результатам исследований экспедиций Г. Милле от 1893 г.[744] и Тальбота Райса от 1929 г.[745] (например, сохранившееся на стенах храма вместо целой фигуры изображение головы Богородицы с указанной А. Е. Крымским надписью)[746]. Однако достаточных доказательств этому нет – тем более название пещеры Св. Саввы рядом с одноименным монастырем А. Е. Крымский должен был бы знать. Кроме того, ни у Г. Милле, ни у Тальбота Райса нет намека ни на какой-либо присутствовавший в пещере водоем (хотя он мог появиться со временем), ни упоминания фрески «Бегства в Египет», о которой пишет А. Е. Крымский, что вызывает вопросы. Впрочем, указанная фреска могла просто не сохраниться, чему косвенным свидетельством может служить труд Э. Брайера и Д. Винфилда. К их приезду в Трапезунд живопись внутри пещерного храма была сильно повреждена «вандалами и студентами»[747]. У Г. Милле и в монографии Э. Брайера и Д. Винфилда[748] также не встречается описания именно «трехнишной» пещеры с водоемом и фресками.

§ 3.4. Могила императора Алексея IV Комнина

Раскопки этой могилы (рис. 74-78А) подробно описывает и Г. Э. Щеглов в своей книге «Хранитель»[749], ссылаясь на С. Р. Минцлова «Трапезондская эпопея» (с. 73), отчеты Ф. И. Успенского и его же статью в «Византийском временнике»[750]. После того как останки императора были сложены в ящик, его запечатали печатью Русского археологического института в Константинополе и увезли в Батуми. Через некоторое время останки были с почестями перенесены в Грецию и там перезахоронены[751]. Сам Ф. И. Успенский пишет, что оставил останки императора у митрополита Хрисанфа (Филиппидиса): «В октябре 1917 г., перед моим отбытием из Трапезунта, были переданы имеющим доверие от митрополита лицам, под их расписку, найденные в мраморном саркофаге кости Алексея IV, вместе с другими костями из церкви св. Евгения»[752]. Брайер подтверждает эти сведения: «По отступлении русских из Трапезунда останки [Алексея IV] были доверены Хрисанфу (Филиппидису). Митрополит и историк Трапезунда, который в 1918 г. оставил их на хранение в ризнице церкви Св. Григория Нисского. После этого халдейский антиквар Георгий Кандилап перевез останки Алексея IV в Грецию. Некоторое время они оставались в Византийском музее в Афинах, а потом с большими почестями были перенесены в Новую Сумелу (рядом с Кастанией Верийской), где они и пребывают по настоящее время»[753].

Фотографий экспедиции вырытой могилы Алексея IV в фонде не сохранилось, только рисунки Б. В. Фармаковского (очевидно, сделанные с фотографий, так как самого Фармаковского в это время в Трапезунде не было) (рис. 77-78А). Эти рисунки были опубликованы в журнале «Византийский временник» T. XXIII, 1923 г., но первоначальных фотографий, видимо, не сохранилось. Сохранилось письмо академика Ф. И. Успенского к Фармаковскому, в котором он высылает ему какие-то снимки, и есть все основания предполагать, что именно снимки с раскопок могилы императора (сначала Ф. И. Успенский решил, что могилы императора Алексея III). В письме Успенский просит Фармаковского сделать диапозитивы со снимков и поясняет, что в прошлом письме речь шла о костяке императора Алексея III[754]. В связи с этим стоит вспомнить, что часть имущества экспедиции была потеряна в Батуми[755], кое-что пропало, и мы не знаем, что именно. Помимо этих рисунков, в фонде экспедиции и личном архиве Ф. И. Успенского сохранилась лишь одна фотография, в основном известная по публикации в книге Брайера-Винфилда[756].

Процесс раскопок могилы императора Алексея IV подробно освещен в дневнике Ф. И. Успенского[757]. С. Р. Минцлов в газете «Трапезондский военный листок» и книге беллетризованных воспоминаний «Трапезондская эпопея» тоже оставит свидетельства о раскопках.

Не посвященный в другие стороны деятельности Ф. И. Успенского (например, в то, что экспедиция казалась ему продолжением миссии РАИК, а миссию РАИК