Шрифт:
Закладка:
– Как тебя зовут?
– Меня? – кажется, девчонка растерялась.
– Тебя, кого же ещё. Я же с тобой еду, а не вон с тем парнем в зелёной шапке, например.
– Ва… Варя. А ты Проводник?
– Да, в городских легендах меня называют Проводником. В каком-то смысле они правы. Но не надо так ко мне обращаться. Зови меня Ахен.
Несколько станций они молчали. Входил и выходил народ, всё сильнее отталкивая их к середине вагона. И только на «Проспекте Вернадского» повезло: перед ними освободилось сразу два места, и получилось сесть рядом. Варя уже не так сильно шарахалась от Ахена – а может, просто остальные люди в вагоне казались ей страшнее, чем уже немножко знакомый не-человек.
– А как ты… ну… это больно?
Ух ты. Даже сама решилась спросить. Не больнее, чем было тебе дома, девочка, подумал Ахен, но сказал другое:
– Не бойся, ты ничего не почувствуешь. Это как заснуть закрываешь глаза, и мир гаснет.
– А потом?
– Потом по-разному. Кто-то становится зверем, или птицей, или ветром, кто-то остаётся человеком, но проживает другую жизнь.
– А со мной что будет?
– Это не я решаю, – вздохнул Ахен. – Я могу помочь, провести тебя туда, где ты сможешь сделать выбор, кем быть дальше. Могу помочь стать этим «кем-то». А вот кем – это решишь ты сама.
– А если я не знаю?
– Знаешь, – покачал головой Ахен. – Просто где-то глубоко внутри. И когда не останется ни имени, ни памяти, ни тебя самой, останется только это знание.
– Красиво… – вздохнула Варя и снова надолго замолчала.
Когда до конечной осталась одна станция, Ахен осторожно предупредил:
– Прости, но мне всё-таки придётся взять тебя за руку. Иначе я не смогу провести тебя на Изнанку.
– Это как в фантастических книжках, на Изнанку Москвы? Ты поэтому Проводник, да?
– Можно и так сказать, – кивнул Ахен. – Но это слишком просто. Мне больше нравится называть это место Изнанкой… всех нас, что ли. Местом, где не остаётся всей этой навязанной шелухи, дурацких правил, страхов, запретов, которые мы сами себе создали. Где мы наконец становимся собой. А я провожаю людей к самим себе, вот и всё.
Когда поезд подъехал к «Коммунарке», Варя не отдёрнула дрожащую руку.
* * *
От Ахена не чувствовалось опасности. Даже его фиолетовые глаза почему-то не пугали.
Нет, был, конечно, застарелый Варин страх, заставлявший её сливаться со стеной даже при виде парней-одноклассников и шарахаться на улице от всех встречных мужчин. Но это был именно её страх, и Проводник не спешил этот страх подтверждать.
В вагоне ондаже прикрыл её от какого-то нетрезвогодядьки, и Варя сама удивилась непривычной мысли: может, он и не хочет ей ничего плохого? Ведёт себя так спокойно, как будто просто делает свою работу, как продавцы в магазине. Но продавцы обычно брезгливо морщились при виде Вариной старой одежды, а этот, кажется, не думал ничего плохого.
И вроде бы… даже хотел помочь.
Когда Ахен взял её за руку, мир всё-таки залило чернотой, в ушах заколотился пульс, а руки и ноги перестали слушаться. Дурацкая реакция, с которой Варя не могла ничего сделать, ни закричать, ни убежать, только каждый раз бессильно ждать чего-то ужасного.
Ужасного, кажется, не случилось. Рука Ахена оказалась тёплой, он держал Варю осторожно и даже вроде бы едва заметно гладил её пальцы, словно успокаивая – в этом Варя уже не была уверена. А через пару минут после того, как поезд нырнул в запретную тьму тупика, над ухом тихо – не так, как в первый раз на Кольцевой – прозвучало:
– Посмотри в окно. А то самое красивое пропустишь.
Варя через силу открыла глаза – и не пожалела.
За окном вагона, там, где должны были проноситься чёрные стены тоннеля, разливалось фиолетовое, как глаза Ахена, сияние с миллионами светящихся искр, которые то шли волнами, то рассыпались, то закручивались в миниатюрные спиральные галактики. Через некоторое время сияние стало синим, потом голубым…
– А когда оно станет красным, мы приедем?
– Ага, – кивнул Ахен, зачарованно глядя в окно. – Сколько раз тут ездил, а всё равно хочется смотреть и смотреть, чтобы это никогда не заканчивалось.
– Сейчас ещё красивее будет, – кивнул он на стекло, когда сквозь красное сияние снова проступили стены тоннеля. Всё, можно больше не держать меня за руку, – он отпустил Варю, и на секунду ей стало грустно. Как будто закончилось что-то хорошее.
Но станция мгновенно вытеснила всю грусть.
Это была такая же станция, как та, с которой они приехали сюда. Только мёртвая. И невероятно красивая.
Сквозь щели в разбитых плитах пола пробивалась трава, кое-где яркими зелёными пятнами стелился мох. Цепляясь за колонны, упорно ползли вверх спирали вьюнков. Сквозь огромные трещины в потолке лился тёплый золотистый свет. Поезд, на котором они приехали, с этой стороны тоже был другой, больше похожий на советские – Варя видела такие на фотографиях, когда изучала легенды метро. Железный, выкрашенный в белый и коричневый, с туповатой мордой и круглыми фарами, похожими на удивлённые глаза.
«Жаль, что это я тоже забуду», – пришла непрошеная мысль. Но Варя знала, что не передумает. Забыть ей хотелось намного больше, чем запомнить.
– Пойдём, – позвал Ахен, и Варя вслед за ним шагнула на мёртвый эскалатор со ржавыми ступенями, за которые цеплялись, пробираясь к свету, всё те же вездесущие вьюнки. Белое сияющее пятно выхода виднелось метрах в двадцати над ними.
Турникет здесь тоже зачем-то был: старая железная «вертушка», похожая на те, что Варя видела в своем городе – в больнице и Доме культуры. Никаких билетов и кнопок – Ахен просто толкнул вертушку и вышел, распахнув перед Варей тяжёлую стеклянную дверь…
…за которой не оказалось города. Там был лес. Настоящий смешанный лес, с густым подлеском, с соснами, тополями, берёзами и ещё какими-то деревьями, которые Варя не узнала. У выхода из метро кусты и деревья расступались, освобождая небольшую полянку.
– Ну вот и всё, – объявил Ахен.
– Что – всё? – растерялась Варя. И поняла, что почти забыла, зачем они здесь оказались – так интересно и спокойно было по дороге. И так обидно было всё заканчивать, когда перед ней была не её серая безнадёжная повседневность, а таинственная «Изнанка всех нас».
Но,
