— Впереди, директор, у нас ещё морковь, капуста, свёкла, — примиряюще сказал Анатолий. — Двух кабанчиков себе на зиму, а двух можно и продать. Выручим тысяч тридцать, пятьдесят.

— Всё это крохи. С голоду, конечно, не помрём, но не больше. Нам ещё с долгами надо рассчитаться, а это по нашим меркам огромные деньги. Морковь, капуста — мелочи! Надо что-то такое, что даёт весомую прибыль.

— Нам бы нефть тут найти, можно алмазы и золото! Геолог, ты для чего тут у нас? — выкрикнул Анатолий.

— Смех смехом, а идея неплохая, — посмотрел на Петра и Сергей. — Тут недалеко белая глина, я знаю, есть. Сам когда-то ходил за нею, мама белила избу. Может, что-то придумать из неё? Горшки какие-нибудь? Станок там простейший.

— Горшок слепить — полдела, его надо обжигать. Нужен цех для обжига.

— Идею держим каждый в голове. Обмозговываем, так сказать. Лучшее предложение — путёвка с билетом в кинотеатр «Авангард». Подумать и о детях стоит. Помню, отец с мамой привозили из района глиняные свистульки и куклы. Ещё халву…

— Господи! Забыл совсем! — всполошился Пётр. — Я же ведь привёз халвы килограмм для нашего главного работника! Игорюша, прости! Иди сюда! Вот тебе наш подарок. В детстве мы с сестрой так её любили! — Пётр достал из сумки бумажный промасленный свёрток и передал мальчишке. — Ешь не жалей, купим ещё! На халву мы всегда заработаем!

— А если не заработаем, что потом? — не избавившись от серьёзности выражения, спросил Анатолий.

— Потом? — переспросил Пётр, и тут же ответил: — Потом суп с котом!

У Игорька глаза по блюдцу. Он в страхе подёргал Нину за рукав кофты.

— Мама, — зашептал он ей в ухо, — опять Ваську варить хотят?

— Шутят они так, сынок, — тихо ответила она, улыбаясь. — Никто не тронет твоего Ваську.

После минутного молчания Сергей обвёл всех взглядом, остановился на Нине.

— Ну что, хозяйка, — сказал он, — готовь праздничный ужин. Первую удачу не спугнуть бы, отметить надо. Горячительное есть у нас?

— Только бутылка водки, — как оправдываясь, ответила Нина.

— Годится! Коньяки и шампанское подождут!

Когда Нина расставляла тарелки на застеленный чистой белой скатертью стол, пришёл дед Матвей. Увидев застольные приготовления, засмущался, стал бормотать, мол, не знал, что тут праздник, пришёл просто спросить, поедут ли скоро в район.

— Мне ба карасину канистрочку, да крупы какой купить, — сказал он, виновато глядя в глаза хозяину.

— Садитесь за стол, тут и поговорим, — показал Сергей на лавку у окна.

— Може, подумаете, чо я узнал, — лепетал дед, топчась у двери.

— Не подумаем. Садитесь без лишних разговоров. Я уж хотел послать за вами Игорька, да вы сами пришли, — солгал Сергей.

— А какой нынче праздник? — спросил дед, переворошив в памяти все праздники. — Катца, никакого нету?

— Мы, дед Матвей, удачно провернули операцию под названием «Торг».

— Был же «Рынок»? — посмотрел на купца Анатолий.

— Поменяли в целях конспирации! Враг хитёр и коварен!

— Праздник урожая, — подсказала Нина, раскладывая вилки.

— Ране праздновали «Дожинки», — приглаживая редкие волосы на плешине, сказал дед. — Тоже весело гуляли.

— До какой жинки? — переспросил Пётр, мало знакомый с сельской жизнью.

Вопрос вызвал смех. Узнав свою ошибку, рассмеялся и Пётр.

— Справляли всем колхозом, — продолжал дед Матвей. — Забивали кабанчика, выделяли сколь надо муки, картошки, покупали водку, кабы всем хватило, — и гуляли. За весну да лето люди шибко уставали, бывало, подняться с постели не могли. А итить на работу всё одно надо! Вот и поднимались с крёхотом да ползли на работу. Только отсеялись, на прополку надо. Тута и сенокос, глядишь, подошёл. Скосили, трясись, кабы не погноить сено при дожжах. Сволокли, соскирдовали, тут бы и передохнуть, а оно так не получатся — хлеб поспел. Жали руками, серпами. Вязали снопы, ставили суслоны… Бабы и девки чёрны от загара, худы, морщинисты. Им ба отдохнуть хучь маленько, а тута дома ещё свой огород, коровы, телята, поросята, дети, как чертенята. Это щас всё машинами делают, а тода голыми руками. Чижало было! Вот на «Дожинках» и гуляли крепко, каб подале от работ да забот. Потом опеть работа. Зимою-то немного лучше, но тоже не засидишься на печи. Мужики возят в морозище дрова, сено, солому, на мельницу надо… Выберется свободный денёк — бегут на охоту. Вот так всё время и жили. Городски не так живут. Оне лучше живут! Оне в колхоз не хотят, а булки любят. Покупают мясо и кривят рот, дескать, дорого. А ты попробуй сам вырастить кабанчика, тода и узнашь, как оно достаётся-то сальце. Сами-то колхозники, почитай, и не едят этого мяса. Только на косовицу да жатву, каб сил совсем не потерять. Продадут кабанчика — деньги на одежонку детишкам. Самим ничо! Ичиги, опорки, штаны с латками, рубахи светятся от износу-то. Вот тако мы жили. Сичас так не заставишь жить.

— Да и не надо так жить, деда Матвей, — сказал Сергей, по праву хозяина разливая водку в рюмки.

— Конечно, не надо. Я просто так. К слову, — согласился старик со словами Сергея. — Коль трактора да комбайны есть, чо жилы-то рвать человеку! Тода трактор больше в борозде стоял, чем пахал. Стары оне были. Во время войны их не делали, а после войны всем не хватало. А трактористы кто были? Мальчишки да девчонки. Но ничо! Выжили. Так оно.

— Вот за таких людей, деда Матвей, я и предлагаю выпить! Честь и хвала им, трудягам нашим, настоящим хозяевам земли! За них!

— Дедушка, — обратился к деду Матвею Пётр, — теперь лучше живём?

Дед долго молчал, осмысливая и вопрос, и ответ.

— Так ить с какой стороны поглядеть, — наконец начал он, всё ещё задумавшись. — И там, и там было и плохо, и хорошо. Мой деда, царствие ему небесное, мне, мальцу, рассказывал, как жили при царе. Також по-всякому жили. Ежели много мужиков в семье да здоровы оне, да земли полно, те хорошо жили. На тройках катались, в лаковых сапогах щеголяли, граммофон у их во дворе песни распевал. Были други. Слабый мужичонка, обратно же безлошадный, полна изба детей мал мала меньше, те худо жили. Побирались оне. После революции, я ить в тот год народился, тоже плохо жили. Мужики на войне в окопах гибли, а бабы да дети много ли наработают, мёрли от голоду только так.

— Вы помните, как колхозы появлялись? Так, как пишут и говорят теперь? — перебил деда Пётр, явно заинтересовавшись и этим.

— Чо-то так, а чо-то и навыдумывали, — дед повёл плечом. — Поначалу так и было. Плохо было, не ладилось