даже глаза прикрыл от удовольствия. И вместо заснеженных, почти безлюдных просторов под Плесецком, о которых только что вспоминал, увидел перед внутренним взором залитый солнцем горный армянский пейзаж.

– Впечатляет. Что, в самом деле, двадцать пять лет выдержки?

– Меня армянским коллегам обманывать смысла не было. Отгадай, зачем старый коньяк выдавать за более молодой?

Сидоров наморщил лоб, потер виски. В голову ему ничего толкового не приходило.

– Не могу понять, – наконец признался он.

– Зря тебя в ФСБ держат. Чекист все знать должен. А если не знать, то нюхом чуять. Ты понюхал и понял только то, что на поверхности лежит – коньяк хороший, но этого мало. Выдам «военную» тайну. На выставку коньяк из этой партии во Францию возили, золотую медаль взял среди десятилетних коньяков. Если бы его среди двадцатипятилетних выставили, он бы и в десятку лучших не вошел. Так-то. Повсюду народ дурят – и русский, и армянский, и французский.

Генерал поднял рюмку. Сидоров хотел было чокнуться, это у него само собой получилось, расслабился после мозгового штурма, забыл, что не ровня полковник генералу, что тот первым знак подает. Елфимов прижал рюмку к груди.

– Не спеши. Чокнуться мы с тобой успеем, – прочувствованно сказал он, – надо помянуть тех, кто на студии погиб. Они Новый год уже никогда не встретят. Навечно в прошлом останутся.

Генерал поднес рюмку к губам. Пил ее долго, мелкими глоточками, каждый раз причмокивал от удовольствия. Сидоров следил, чтобы не выпить первым, тоже растягивал спиртное. Наконец обе рюмки оказались на подносе.

– Самим в Плесецк лететь придется, – вздохнул генерал, – без нас никто не справится.

– Зато все наверняка пройдет.

– Я себе еще одну налью, – Елфимов плеснул полрюмки себе и чокнулся с пустой рюмкой Сидорова, – за успех, – и добавил в порыве откровения: – Директор после совещания у президента сказал мне – за последствия отвечаешь лично. Никаких накладок. Он будет готов к любому ЧП, но с одним условием: на группе окончательно поставим крест, хоть на их могилах ставить можно, нам все спишут, – подвел черту генерал.

* * *

Современная цивилизация хороша тем, что расстояния для нее практически перестали существовать. Нет, конечно, можно взять географическую карту, вооружиться измерителем и измерить, сколько километров от Москвы, скажем, до Плесецка. Но пусть этим занимаются штурманы, геодезисты, картографы, те, чей хлеб – карты и транспорт. Всех же других людей интересует другое – как быстро можно добраться из пункта «А» в пункт «Б». Вот и получается, что иногда для простого работяги подмосковная дача, до которой с пересадками да с ходьбой по лесу четыре часа дороги, оказывается менее доступной, чем любая столица Западной Европы для чиновника с дипломатическим паспортом.

Так что правильно делали в Средневековье, когда дорогу измеряли не в верстах, а в днях пути. Расстояния сокращаются для тех, кто имеет большие деньги или доступ к государственному транспорту.

Генерал Елфимов, который пообедал в Москве, твердо знал, что ужинать ему придется под Плесецком, даже проголодаться толком не успеет. Он мог улететь с утра транспортным самолетом вместе с бойцами «Омеги» и своим помощником полковником Сидоровым, но… генерал любил комфорт. Зачем трястись в холодном, грохочущем транспортнике, когда на Плесецкий военный космодром после обеда уходит «ТУ-154» со сменой инженеров по обслуживанию ракет? Да и лишний раз смотреть в глаза командиру «Омеги» полковнику Голубеву ему не хотелось. Хватило недавнего разговора перед самым отлетом. Вспомнились глаза полковника. Давно уже Елфимов его таким не видел – счастливым и окрыленным.

«Поверил, что для его группы настает новый день, открывается второе дыхание, ничего не заподозрил», – думал генерал, сидя у иллюминатора и поглядывая на распростертые далеко внизу облака.

Инженерная смена толком не знала, кого посадили к ним в самолет. Генерал летел в штатском. Камуфляж с генеральскими погонами лежал в стильном кожаном чемодане. Инженеры резались в карты, расположившись на креслах в двух рядах за генеральской спиной.

Елфимова подмывало присоединиться, так азартно вели себя игроки, перемежая коны с выпивкой, но генерал соблюдал дистанцию, отделявшую его от простых смертных технарей. Он выбирал момент, когда соседи были поглощены игрой, и незаметно отпивал из плоской бутылки, в которую перелил недопитый в лубянском кабинете коньяк. От нескольких выпитых глотков тут же становилось спокойно и уютно, под мерный гул двигателей клонило в сон.

Однако Елфимов не успевал уснуть, легкое опьянение проходило быстро, и он вновь прикладывался к бутылке. Летать ему приходилось часто, и спиртное было для него чем-то вроде ускорителя времени. Будто бы и при деле – распределяешь, сколько выпить, сколько оставить на потом, голова занята безобидными размышлениями, а время бежит, самолет несет тебя к цели.

Елфимов чувствовал себя ущербным оттого, что не мог еще себе позволить летать на отдельном самолете. Вертолет заказать мог в любое время дня и ночи, а для самолета «цветом не вышел».

Когда солнце клонилось к западу, то даже картежники бросили игру. Салон самолета наполнился призрачно-оранжевым светом, и этот цвет густел по мере того, как диск солнца опускался в густые облака. Наконец искусственное освещение стало ярче умирающего, гаснущего солнечного света, и тут же волшебство исчезло. Вновь зазвучали голоса технарей, зашлепали по откидному столику карты. Генерал глотнул коньяка и глянул на бутылку, на дне плескалось совсем чуть-чуть золотой жидкости. Елфимов поколебался, а затем допил и тут же спрятал плоскую трехсотграммовую бутылку в карман пальто, лежавшего рядом с ним на сиденье, и блаженно прикрыл глаза.

«Все. Пара дней. Немного нервов, немного переживаний и… домой, в Москву, встречать Новый год с поднятым бокалом и чистой совестью. Всем не угодишь, всех не облагодетельствуешь. Идти напролом глупо, подсунули же мне эту группу. Но что сделаешь, не мог отказаться. «Омега» обречена. Прошло их время. Да, готовили мы в Союзе диверсантов, террористов, и неплохих. Для себя, для дружественных режимов. Хорошо готовили. До сих пор мир трясет. Те же палестинцы… А чеченцы? Что они – в какой-нибудь Иордании курсы подготовки проходили? Как бы не так! Нашей, родной выделки, Советская армия воевать их учила».

Генерал неприметно для себя заснул, а когда открыл глаза, самолет уже заходил на посадку. Не успели еще остановиться двигатели, как сам командир корабля вышел в салон и, наклонившись к Елфимову, проговорил:

– Вас уже ждут, товарищ генерал.

– До свидания, – небрежно бросил Елфимов собиравшим карты технарям и важно вышел за занавески, на ходу надевая пальто и нахлобучивая меховую ушанку.

Холод обрушился на него. Стоило ступить на трап, как тут же жесткий, как песок, снег ударил в лицо. Ветер, казалось, пронизывал