категорически отказались вмешиваться. У Канариса не осталось ничего, кроме как обратиться к полковнику Лахузену, который руководил диверсионными операциями абвера. Тот, в свою очередь, поручил выполнить просьбу Гейдриха Оскару Шиндлеру. К августу Шиндлер раздобыл польскую форму — часть была куплена у дезертиров, часть произведена по образцу.

Шиндлер спрятал польскую форму в своей квартире — а также польские ружья и сигареты. Он ждал дальнейших инструкций, недоумевая, почему Канарис и Лахузен обратились именно к нему.

24

Переодеты, чтобы убивать

Семнадцатый съезд партии в Нюрнберге, который должен был открыться в начале сентября 1939 года как «Съезд мира», так и не состоялся. Адольф Гитлер пребывал в воинственном настроении. В середине августа полковник Эрвин фон Лахузен получил приказ о начале распределения польской формы и вооружения, добытых Шиндлером[319]. Грузовики абвера доставили форму и оружие в указанные точки, в частности в центр подготовки СС в Бернау. Там обучали диверсантов для тайной «пограничной миссии» со зловещим названием операция «Гиммлер».

Двадцать второго августа Гитлер созвал адмиралов и генералов в Бергхофе. Сразу стало ясно, что совещание будет необычным, поэтому Вильгельм Канарис начал делать пометки. Гитлер заявил, что политический климат Европы «благоприятен» для Германии[320]. Британия и Франция все еще не окрепли в военном отношении, а немецкий министр иностранных дел Риббентроп вот-вот заключит пакт о ненападении с Советским Союзом. Нельзя упускать такую возможность!

«Пожалуй, пора начинать, — сказал Гитлер. — Затянувшийся мир не пойдет нам на пользу… Повод для начала войны я обеспечу… Забудьте о жалости. Действуйте жестоко… Сильнейший всегда прав»[321].

Немецкая пресса немедленно начала идеологическую обработку — газеты пестрели историями об ужасных поляках, которые преследуют ни в чем не повинных немцев, сжигают их дома и вообще убили 60 человек. Рейнхард Гейдрих тоже не сидел сложа руки — он готовил провокацию. Переодетые в польских солдат эсэсовцы изобразят нападение на Германию — например, якобы нападут на таможню, радиовышку или лесничество. Другие диверсионные группы СС и абвера, тоже одетые в польскую форму, займут позиции вдоль границы, чтобы мгновенно взять под контроль мосты и туннель на Яблунковском перевале, через который проходили все поезда, следующие между Варшавой и Веной.

Пока Гейдрих и шеф гестапо Генрих Мюллер обсуждали последние детали операции «Гиммлер», Гитлер не мог сидеть на месте. Двадцать третьего августа он издал предварительный приказ, согласно которому армия должна была войти в Польшу в течение трех дней. Двадцать четвертого августа Папа Римский Пий XII выступил по радио с молитвой о мире, а также обратился к лидерам Германии, Великобритании, Франции, Польши и Италии.

Ганс фон Донаньи начал работать в абвере в самые странные времена с момента прихода Гитлера к власти. Сейчас, после нескольких лет медленного, ползучего приближения войны, события невероятно ускорились. Канарис тщетно пытался убедить генерала Кейтеля, что после второй провокации Британия обязательно вступит в войну[322]. Но Гитлер закусил удила. В четыре часа 25 августа Кейтель сообщил всем генералам, что вторжение произойдет завтра, как и планировалось.

Германская армия не собиралась воевать на двух фронтах — Первая мировая война показала, что это приведет к катастрофе. Поэтому Гитлер решил разобраться с возможными противниками заранее: 25 августа он объявил, что подписал десятилетний пакт о ненападении с Иосифом Сталиным. Конечно, в заявлении не упоминалось секретное дополнение, согласно которому Советский Союз в обмен на невмешательство получал восточную часть Польши, Эстонию, Латвию и Литву.

Новый германо-советский пакт не заставил Невилла Чемберлена нервно сжать ручку зонтика, как рассчитывал Гитлер. Чемберлен сделал ответный ход. Около половины шестого 25 августа Британия и Польша в Лондоне официально подписали договор о военной взаимопомощи. Около шести часов Гитлер получил второй удар. Бенито Муссолини вежливо отклонил предложение заключить «Стальной пакт», договор о союзе с Германией. Дуче вовсе не желал быть втянутым в войну.

Примерно через два часа Гитлер совершил абсолютно нехарактерный для него поступок. Он изменил курс и приказал Кейтелю отозвать уже отданный приказ о мобилизации. Герману Герингу Гитлер сказал, что хочет найти способ «избавиться от опасности британского вторжения» до нападения на Польшу.

Гитлер балансировал на грани войны, и штаб-квартира абвера замерла в ужасе. Ханс Остер считал, что ошибка выставит Гитлера в идиотском свете и, возможно, спровоцирует новый заговор. «Фюрер кончился», — говорил Остер [323].

Вильгельм Канарис считал, что война и победа Германии — это наихудший исход. А вот поражение Гитлера пойдет стране на пользу. Это унизит его в глазах генералов, он лишится всякого уважения. «Теперь мир в Европе обеспечен на двадцать лет!»[324] Увы, быстро выяснилось, что этому пророчеству не суждено сбыться. Адмирал Канарис жестоко ошибся относительно длительности мира в Европе — на 19 лет и 362 дня.

Нацисты нацелились на Польшу, как только та сумела мгновенно заключить договор о военной взаимопомощи с британцами. Гитлер хотел вернуть «польский коридор» и все колонии, потерянные во время Первой мировой войны — от Германской Восточной Африки до Германского Самоа. Однако фюрер запросил слишком высокую цену, и двусторонние переговоры быстро захлебнулись. Впрочем, Гитлер не расстроился — он просто начал операцию «Гиммлер».

В четверг, 31 августа 1939 года, ровно в полдень в гостиничном номере майора СС Альфреда Науйокса в немецком городке Гляйвиц примерно в шести с половиной километрах от польской границы, зазвонил телефон[325]. Науйокс ждал этого звонка две недели[326]. Характерный высокий голос Рейнхарда Гейдриха произнес: «Бабушка умерла». Это был сигнал к началу «пограничной» миссии. Науйокс и шестеро его людей должны были захватить радиовышку на окраине Гляйвица.

Работа была несложной и заняла менее пятнадцати минут[327]. К восьми часам люди Науйокса произвели несколько выстрелов для устрашения, загнали пятерых сотрудников в здание и передали короткое сообщение на польском языке. Из-за технических трудностей передачу услышали только в Гляйвице: «Внимание! Это Гляйвиц! Радиостанция находится в руках поляков… Да здравствует Польша!»[328]

Майор Науйокс и его люди были в гражданской одежде, но гестапо доставило им специальный груз: сорокатрехлетнего местного крестьянина из соседнего городка — его накачали снотворным и переодели в польскую военную форму. Франтишека Хонека, немца польского происхождения, схватили накануне, но никаких обвинений ему