нос так, что было непонятно: то ли она сейчас засмеётся, то ли заплачет.

— А теперь, стало быть, не нравлюсь?

Элмерик спрятал руки в карманы и принялся насвистывать весёлую песенку — ему казалось, что так он выглядит естественно и непринуждённо, но Розмари не обманула его нарочитая беспечность.

— Не бойся. Я не стану признаваться тебе в нежных чувствах-та. Тем более что их больше нет. Ты хороший друг, Рик. Но как же здорово, что ты отверг меня ещё тогда-та! Иначе сейчас мне пришлось бы тебя бросить.

— Погоди, — захлопал глазами бард. — Я же тебя не отвергал.

Ответом ему стал ещё более звонкий смех.

— Да ну? А как это тогда называется? Боялся обидеть отказом? Думаешь-та, я не видела, что не нравлюсь тебе? А язык протянуть и прямо сказать-та смелости не хватило, а?

— Не хватило, — не стал отпираться Элмерик. Он опустил голову и распустил пальцем шнуровку на вороте: ему вдруг стало тяжело дышать, а рубаха прилипла к спине. — Прости меня. Я вёл себя, как дурак.

— Вот так бы сразу! — она щёлкнула его по носу. — А то надулся, как мышь на крупу.

— Но я правда не хотел обижать тебя…

— Знаю, — Розмари протянула ему руку. — Ну что, мир? Не будешь больше шарахаться от меня, как бес от огня?

— Не буду, — бард крепко пожал её ладонь.

— И Фиахну при мне больше очернять не вздумай-та! Не плохой он. И нравится мне не только потому, что эльф. Навидалась я ужо этих эльфов-та! Разных. А он — особенный. Бестолковый немного, но милый. И зла мне не желает. А я уже большая девочка и сама могу за себя постоять-та. Думаешь, если что, я эльфа не прокляну, что ли? Прокляну так, что сама Праматерь эльфийская не признает! Хватит меня недооценивать-та!

— Прости, — Элмерику правда было очень стыдно. — Я беспокоился. И не хотел, чтобы тебе было больно.

— Даже если он и разобьёт мне сердце, я с этим как-нибудь справлюсь-та, — она вздёрнула подбородок, подставляя раскрасневшееся лицо тёплым солнечным лучам. — А пока мне просто хорошо с ним. Остальное — не важно. А если ты думаешь, что я, как прочие деревенские девицы, мечтаю выйти замуж, завести домик и хозяйство, то ты меня совсем не знаешь, Рик. Я же от этого и сбежала к Соколам-та. От скуки и серости. Я хочу большего, понимаешь?

— Понимаю. Ты чудесная. И очень мудрая. Мудрее многих из нас.

— Ишь как теперь заговорил! — усмехнулась Розмари. — Ну тогда давай, подтягивайся следом-та. Тебе пора бы тоже поумнеть. И Джеримэйну. А то вы ну прям как дети малые…

Она ушла, и Элмерик остался в саду один. Он опустился на спиленный ствол сухой яблони и помассировал виски. Мысли опять скакали, как белки в колесе. Вот бы сейчас поговорить с мастером Каллаханом — тот быстро направил бы ученика на верный путь. А у Мартина наверняка нашлось бы верное слово. Но ни того, ни другого сейчас не было рядом. Может, всё-таки пойти к Шону? В конце концов, командир не зря оставил его своим заместителем. Да и Мартин, если у него самого что-то не ладилось, всегда ходил за советом к лучшему другу.

Признаться, в последнее время Элмерик нечасто видел рыцаря Сентября. Тот почти не выходил из своей комнаты, пропускал завтраки, иногда даже и обеды, а когда всё же появлялся, то выглядел сонным и уставшим, и разговаривал в основном со своим отцом. Элмерика Фиахна в эти моменты всегда отсылал, словно не хотел, чтобы бард слышал их беседы. Да, пожалуй, рыцарю Сентября было сейчас не до него, но всё-таки Элмерик решил рискнуть. Если Шон не захочет разговаривать, он так и скажет — за ним не заржавеет…

Бард вернулся в замок и поднялся по лестнице на третий этаж. Он собрался было повернуть в коридор, как вдруг замер, услышав знакомые голоса. Один из них принадлежал рыцарю Сентября, а второй — мастеру Патрику. Наставники яростно спорили друг с другом.

— А вот и не отстану! — возмущался старый алхимик. — Ещё и Каллахану скажу, что ты лекаря не слушаешься! Выпей зелье, кому говорят!

— Знаю я твои зелья! — фыркнул Шон. — Выпьешь — и потом ещё три ночи снов не увидишь.

— Обижаешь! — мастер Патрик звякнул склянкой. — Неужто я дозу не рассчитаю? Посмотри на себя, Шон! На кого ты стал похож? Спишь целыми днями, из комнаты выходишь только поесть, когда вспоминаешь, а под глазами всё равно круги. Бросай эти свои сновидческие штучки.

— Будто ты не знаешь, куда я хожу.

— Знаю. Но надо же и головой иногда думать. Я тоже многое бы отдал за возможность снова увидеться с Мартином. Он мой брат, Шон. И, между прочим, моя жизнь коротка, в отличие от ваших. Может, мы вообще никогда больше не встретимся. Думаешь, я не скучаю? Но как-то же держусь! Каллахан оставил тебя за старшего над Соколами, а ты всё время дрыхнешь. Куда это годится?

Рыцарь Сентября шумно втянул носом воздух.

— Много ты понимаешь! У меня есть и другие дела на дорогах сновидений, помимо бесед с твоим братом. Например, присниться тому же Каллахану, обменяться новостями…

— Для этого у нас есть Дэррек.

— Был до сегодняшнего дня. Король отправляет его на север. Говорят, фоморы дождались подкрепления и со дня на день готовятся выступить из Зимнего форта.

Громко скрипнула половица — видимо, мастер Патрик резко подался вперёд.

— Вот как? И куда же они направятся?

— А ты как думаешь?

Элмерик ничего не понял, а вот старый алхимик вдруг ахнул:

— Твари! Да я им…

— Не кричи, — осадил его рыцарь Сентября. — А то дети услышат.

Бард аж задохнулся и зажал себе рот обеими ладонями, чтобы не возмутиться. Ах, значит, «дети»! Если прежде он и испытывал небольшие муки совести из-за того, что подслушивал разговор, явно не предназначенный для чужих