– У них были причины: Эдуард хотел, чтобы дед позволил ему действовать самостоятельно, а Эльза с Антоном практически не получали от Карла денег на карманные расходы… Я тут кое-что узнала об Антоне. Случайно.

– Ну, что он наркоша, мы и так в курсе!

– Да, только вот откуда деньги на «дурь»?

– Ты выяснила?

– Пока нет, но, оказывается, Антон был замешан в краже.

– Почему мы об этом не знаем?

– Дело не возбуждалось. Я позвонила журналистке, которая написала этот материал, и она рассказала, что около года назад Антон отжал у одноклассника дорогие часы-смартфон, которые ему подарили на день рождения. Не стану вдаваться в подробности, но родители паренька, недолго думая, подали заявление в полицию. Вмешался Карл, заплатил кому надо, купил потерпевшему еще более дорогой гаджет, и инцидент был исчерпан. Журналистка случайно выкопала эту историю и написала о ней в интернет-издании.

– Так, может, оттуда и денежки – Антоша нечист на руку?

– Он же подросток, не забывай! – отмахнулась Лера. – Думаешь, что он банду сколотил и они «обносят» богатеньких друзей и знакомых? На ворованных смартфонах много не заработаешь!

– Слышь, мне тут еще кое-что пришло в голову.

– Что?

– Карл собирался строить очередной ДПЛ и лично проверял смету. Что, если он заметил недостачу?

– С одной стороны, такое возможно, – задумчиво произнесла Лера, глядя в окно. – Но с другой… Ты помнишь, как убили Карла?

– Шпагой из его кабинета. Хочешь сказать, только свой человек мог такое сделать? Ну а что, если кто-то из родственников обворовывал Карла? Эдуард, к примеру, хорошо разбирается в делах и знал о планах деда – из-за этого они и повздорили! Он так усиленно толкает нас в сторону Луизы: может, хочет, чтобы подозрение пало на нее, а он сам остался в стороне?

– Эх, найти бы кого-то, кто близко знал Карла! – вздохнула Лера, прислоняясь лбом к стеклу. – Он мог бы многое прояснить… О, мы подъезжаем!

Детский дом, из которого, судя по документам, обнаруженным в столе Карла Вагнера при обыске, приемный отец забрал Романа, находился в Волосовском районе, в деревне Каложицы. Это оказалось совсем маленькое поселение, расположенное недалеко от Кингисеппа, совсем рядом с эстонской границей. На въезде их встретила маленькая симпатичная часовенка, стоящая прямо на искусственно вырытом прудике. Старое трехэтажное здание детского дома требовало ремонта, рядом стояли всего три жилых дома и – больше ничего. Лере пришла в голову мысль, что сейчас, летом, здесь вроде бы неплохо, а вот осенью и зимой, наверное, одиноко и пустынно! Охрана на входе отсутствовала, и Лера с Севадой беспрепятственно прошли внутрь. Отыскать кабинет директора на первом этаже не составило труда.

– А где дети-то? – недоуменно поинтересовался Севада, прежде чем постучать в дверь.

– Так лето же, – ответила Лера. – Может, куда-то поехали?

– Куда им ехать, это же детдом!

– Войдите! – раздался голос за дверью.

Из-за стола навстречу визитерам поднялась немолодая женщина в темно-коричневом платье, походившем на школьную форму советских времен – только белого воротничка недоставало! Лера и Севан представились. Директриса детдома выглядела удивленной – еще бы, наверняка люди из СК нечасто сюда заезжают!

– Это по поводу кого-то из наших воспитанников? – с беспокойством спросила она. – Вроде никто не сбегал…

– Нет-нет, – поспешила успокоить ее Лера, – вопрос и в самом деле касается одного вашего парня, только дело это давнее.

– Неужели? – удивилась директриса, приглашая их присесть. – Насколько давнее? Я директорствую семь лет…

– А кто был до вас? – не позволив женщине закончить, спросила Лера.

– Познякова Вера Ивановна.

– Ну, тогда, значит, нам к ней.

– Боюсь, это невозможно.

– Почему?

– Она умерла в прошлом году. Рак.

– Вот черт! – вырвалось у Севады, прежде чем успел себя остановить. Лера осуждающе поглядела на него, но не стала ничего говорить: она и сама чуть не ляпнула то же самое.

– Да вы скажите лучше, о ком речь, – предложила директриса. – Я возглавляю наш дом семь лет, а до этого тоже работала здесь. Сначала простым преподавателем, потом завучем.

– А! – обрадовалась уже упавшая было духом Лера. – Значит, вы можете помнить одного мальчика, Романа Вагнера.

– Ро… – начала было директриса и осеклась. Ее руки, лежащие на столе, вдруг сцепились в замок.

– Что такое? – насторожилась Лера.

– Почему вы спрашиваете о Роме?

– Его отец… приемный отец, погиб. Убит, точнее говоря. Роман – один из подозреваемых. Вы знали его?

– Карла Вагнера? Видела один раз. В тот день, когда он забирал Рому. Вера Ивановна встречалась с ним чаще.

– Вам неприятно об этом говорить? – поинтересовался Севада, наблюдая за тем, как сухие руки директрисы сжимаются и разжимаются, словно сводимые судорогой. – Почему?

– Не то чтобы неприятно, однако история… тяжелая.

– Тяжелая?

– С детьми, попадающими в казенное детское учреждение в сознательном возрасте, всегда непросто – особенно с теми, у кого есть родственники.

– Разве у Романа есть родные? – удивилась Лера. – Мне казалось…

– У него был дед. Он умер.

– И Роман попал в детдом? – спросил Севада.

– Нет, мальчик попал к нам за несколько лет до смерти дедушки.

– Дед сдал его вам?

– У него не было выхода – с Ромой возникло слишком много проблем.

– Вы о его психиатрическом диагнозе?

– Именно.

– А какой у Романа диагноз? – затаив дыхание, задала Лера так интересующий ее вопрос.

– Эпилепсия.

– Эпи… Погодите, разве она имеет отношение к психиатрии?

– А что, нет? – Директриса выглядела искренне удивленной. – Во всяком случае, Рома часто попадал в детское психиатрическое учреждение…

– Ребенка клали в психушку? – переспросил искренне возмущенный Севада. – Из-за эпилепсии?!

– Ну, там не только в припадках было дело… На самом деле вам лучше поговорить с одной из наших воспитательниц, Евгенией Патрушевой.

– Почему с ней?

– Во-первых, она занималась группой Ромы до того самого момента, пока его не усыновил Вагнер. Во-вторых, она из-за него поругалась с Поздняковой, и дело чуть до увольнения не дошло.

– Где ее найти?

– Она сейчас на больничном, вам придется сходить к ней домой. Это совсем рядом – видели кирпичные дома, когда подъезжали?

* * *

Виктор Логинов обедал. Еда была для него священнодействием, которым опер никогда не пренебрегал. Если нельзя было поесть как следует, он пропускал прием пищи: это казалось ему более правильным, нежели перекус на ходу чем попало. Виктор знал, что из-за этого его считают странным, но нисколько не беспокоился – его не волновало чужое мнение ни по какому поводу. Хотя нет – пожалуй, было одно исключение из правил: Валерия Медведь. Он не знал, как к ней относиться, и такое случилось с ним впервые, особенно по отношению к представительнице противоположного пола. Он даже не знал, хочет ли затащить ее в постель! Лера не пыталась корчить из