Горячий на кончике языка, жгучий во рту и просто обжигающий в горле.

Лат всемогущая. Я хотела еще. Ее кровь не походила ни на что из того, что мне доводилось пробовать. Один из тринадцати редких типов. Как же мне повезло, что я вот так случайно наткнулась на него.

Но что это за тип? Не завоеватель, как у Сиры, не бог, как у моего сына Селука. Я не могла определить, потому что другие не пробовала. Я даже не знала названия многих из оставшихся одиннадцати типов.

Я оторопело смотрела в небо, что для птицы было все равно что смотреть на улицу. Мне хотелось парить и купаться в облаках. Я жила уже очень долго. Пробовала кровь тысяч – нет, десятков тысяч, – и никогда не находила ничего похожего.

Чтобы определить ее, мне была нужна книга, описывающая редчайшие типы. Мне был нужен второй том «Типов крови».

11. Сира

Я вернулась в лечебницу, чтобы сменить повязки. Попросила зеркальце, посмотреть на свои шрамы, прежде чем на них наложат свежие бинты.

Мысль о том, что я уже совсем не та, что раньше, жалила больнее, чем краснохвостый скорпион. Пустая глазница казалась темной и бездонной пропастью. Опухоль вокруг нее спала, но я все равно никогда не буду цельной. Никогда не буду красивой.

А еще были вздувшийся порез на шее и кровавые руны, которые нарисовал на коже Эше. Несколько линий – одна группа напоминала дерево, другая выглядела как два треугольника, а обладатель живого воображения мог даже представить на месте третьей человека, размахивающего руками. Насколько я помнила, Эше нарисовал это, чтобы остановить кровотечение. Может, я даже приняла бы их за узор из хны… если бы не цвет крови. А хуже всего то, что оттереть их было невозможно, видимо, они останутся навсегда, как и шрамы.

Какое облегчение, когда их снова закрыли бинтами. Мне не придется больше видеть, во что я превратилась, и я могу вообразить, что под повязками – все та же Сира. Чтобы скрыть бинты, я надела кафтан с высоким воротом. Жаль, что мне всегда плохо удавалось лгать самой себе.

Уже несколько дней назад до Зелтурии дошли новости об убийстве шаха. Печально, но мало кто огорчился. Тамаз был покровителем города, помогал перестраивать храмы, мостить дороги и копать новые колодцы. Но, как человек скромный, никогда не выставлял свои деяния напоказ, поэтому мало кого волновала его кончина. Паломники продолжали бродить от храма к храму, распевая молитвы, лишь немногие из которых были о нем.

Но я молилась за него. Когда оборотень выколол мне глаз, Тамаз бросился ко мне, пытаясь спасти. Хотя мог бы приказать гуляму, а сам остаться на безопасном расстоянии. Но он подчинился первому порыву. Лишь теперь я поняла, как он обо мне заботился… как любил… как хотел, чтобы я стала его дочерью, которой у него не было.

Умер ли он с мыслью, что это я причинила ему боль? Меня могло утешить лишь то, что он знал – это сделала не я, ведь я никогда не причинила бы ему вреда, я только хотела быть хорошей женой для его сына, самой лучшей дочерью для него. Я парила над собственным телом, когда это случилось, и не видела его глаза… не знала, что он понял в свою последнюю минуту.

А что подумал Кярс? Мы были знакомы восемь лет, и, хотя я никогда ему не нравилась, неужели он поверил, что я убила его отца? Остался ли кто-нибудь, кто убедит его в обратном? Что случилось с Хадритом, Озаром и Самбалом?

Слишком много вопросов. Слишком мало ответов.

По пути к Кеве в храме святого Хисти я забежала к двум стражам в зеленых тюрбанах, которые отнесли меня в лечебницу. Их звали Рафа и Алир, это я запомнила.

Они охраняли маленький храм посередине улицы. Рафа посмотрел на меня, его губы дрогнули, но он так и не произнес ни звука. Алир сурово уставился на него.

– Наверное, вы поститесь, – сказала я. – Можете не отвечать. Я лишь хочу поблагодарить за помощь.

Рафа снова пошевелил губами. И на этот раз тяжело вздохнул.

Алир схватил его за плечо:

– Не надо, Рафа. Шейх наверняка выпорет тебя, если снова нарушишь пост.

Рафа дернул носом, как будто задержал дыхание.

– Быть может, когда вы не будете поститься, мы поболтаем, – сказала я. – А пока что желаю хорошего дня.

Когда я собралась уходить, Рафа громко выдохнул:

– Как у тебя дела? Тебе лучше? Выглядишь получше. Где ты живешь? У тебя есть деньги? Кстати, через час время моего караула заканчивается.

Алир разочарованно засопел:

– Дурак! Что ты наделал? Ты же знаешь, что мне придется рассказать шейху!

– Ну и расскажи! – Рафа оттолкнул приятеля. – Ничего, я вытерплю порку от этого старого мешка с песком.

– Может, он и стар, но сильнее, чем выглядит.

– Так вот… – произнесла я. Оба повернулись ко мне. – Я живу в храме святого Хисти. Обо мне там хорошо заботятся. Можете навестить меня в любое время.

– Ты там живешь! – У Рафа отвисла челюсть. – С Апостолами?

Я видела неподалеку Апостолов в черных тюрбанах или черных покрывалах. Каждый был шейхом или шейхой, даже самые молодые. Но, не считая вежливых приветствий и улыбок, они почти не разговаривали со мной.

Я кивнула:

– На самом деле я там, чтобы быть поближе к Кеве.

Рафа стиснул зубы и схватился за грудь, как будто у него прихватило сердце.

– К Кеве? В прошлом году я видел его с девушкой. Кармазийкой с рыжими волосами. Что в нем такого особенного, что его постоянно навещают девушки?

Я покачала головой:

– Нет, я не навещаю его. Не в этом смысле. Просто он помогает мне с… одной проблемой.

– Проблемой? Ты про химьяра, которого сбросили с горы? Это он тебя покалечил?

– Химьяр… Ах, ты про Эше? Нет, он спас мне жизнь. И кстати. Почему его сбросили с горы?

Алир дернул Рафу и сказал:

– Когда ты постишься и проводишь весь день на солнце, то становишься невыносимым. Иди внутрь, пока совсем не опозорился.

Но Рафа снова его оттолкнул.

– Он был виновен в.

– Такое даже произносить нельзя, – прервал его Алир. – В любом случае, в Зелтурии не принято обсуждать чужие грехи.

Рафа прикусил губу:

– Ох, вообще-то он прав. Лучше это не произносить.

Придется спросить самого Эше… если я когда-нибудь снова его увижу.

Когда я вернулась в храм