фонарика пылают красным светом. Они входят в большой слабо освещенный зал, в середине которого пылает огонь на камнях, огромных, как жернова. Это жертвенник Ада, пламя которого взметается под ритм ударника, звуки фортепьяно, завывание саксофона. Внезапно раздается тонкий стон скрипки, и тут же поглощается общим шумом. Развеваются волосы женщин, пляшет кисея пламени.

На каждом столике стоит телефон для обслуживания клиентов и вызова проституток, которыми кишит подвал.

Израильтянин Шимон Адан поднялся на сцену и запел боевую песню израильских штурмовых отрядов ПАЛЬМАХ. Словно ужаленная змеей, она прыгнула на сцену и закричала: «Ты что делаешь?! В стране нацистов поешь песни ПАЛЬМАХа!» И гневно обратилась к веселящимся посетителям клуба: «Не слушайте его! Он очерняет священное для нас дело!» Раздались жидкие хлопки. Братец ее Бумба строго сказал ей: «Наоми, не мешай! Ты лишаешь его заработка».

«Бумба, тебе не стыдно?! Израильтяне неплохо живут на чужбине, но сладкая жизнь не так уж сладка, чтобы продавать на родину за право открыть здесь бордель»

Человек не будет спокоен, если порвет со своими корнями. Наоми вспоминает еврейского мальчика Георга. Он видит своего отца, внезапно замолкающего, и мать, опускающую голову, при виде высокого худого мужчины с бородой, спускающейся на грудь. Он одет в длинное черное пальто, на ногах блестят черные сапоги. На голове его черная шляпа, темное лицо с черными бороздами теней. Такими приходят беженцы в Германию. И таких – много. За спиной каждого – мешок. Они смотрят на окружающих подозрительно. Маленький Георг, видя, как относятся к пришельцам родители, забывает о вежливости и плюет в сторону еврея. Эти бородатые евреи бежали от нищеты и притеснения, они прокрадывались через границу между Польшей и Германией и исчезали в германских землях. Георг не придавал этим людям никакого значения. Когда он случайно упоминал об этих встречах, отец замолкал, а мать опускала голову. Но в один прекрасный день этот высокий черный мужчина упал тенью на зеленую аллею и рассердил маленького Георга. И когда мужчина прошел мимо них, забыл подросток всякие правила приличия, и плюнул. Маргарет, немка, певица кафешантана, которая любит гулять с Георгом, и воспитывать его, удивленно спрашивает:

– Как ты себя ведешь? – поразилась красавица Маргарет.

– Эти плохо пахнут, – покраснело лицо Георга.

– Эти, – мягко сказала Маргарет, – такие же евреи, как ты.

– Я не такой, как они, – оскорбился подросток, – если я еврей, то не такой.

И светловолосая Маргарет, окутанная тайнами, склонила голову над маленьким Георгом и сказала со странным раздражением:

– Тебе надо решить, к кому ты принадлежишь, Георг. Или к этим чернобородым людям с той стороны реки или к живущим по эту сторону. Ты не можешь, мальчик, провозгласить, что ты еврей, но не такой как они. Это нечестно.

И они замолчали, пока черный мужчина не дошел до конца аллеи и не исчез.

– К кому я принадлежу? – пристал маленький Георг к отцу. – К черным евреям, что приходят из-за границы, или к нашей стране?

Лицо отца побагровело. Впервые подросток видел отца в таком смятении.

Отец происходил из богатой и многочисленной семьи. Семья гордилась предпринимателями и учеными с гордыми лицами и высоким положением в обществе, немцами по духу и патриотами Германии, верными кайзеру. Но где-то там, в сложном, порой запутанном родословном дереве, высоко-высоко, скрытые за множеством поколений врачей, ученых, адвокатов, банкиров, сидели раввины, склонив головы над книгами Талмуда, в домах по ту сторону границы. И они, или их сыновья, или сыновья их сыновей, прокрадывались через границу в германские земли, не взяв оттуда с собой ничего, кроме острого ума. И каждый раз, когда хмурый господин извлекал из ящика своего письменного стола родословное древо своего почтенного семейства, лицо его становилось особенно серьезным, когда палец его доходил до бородатых раввинов с того берега.

Пинхас Розен любил рассказывать о верности членов его семьи Гирш иудаизму. Два брата получили от властителя Пруссии степень советников по торговле. Один из сыновей семьи Штерн, выступающий против сионизма, предпочел остаться в Мессингворке, и был убит ударами молота. На самом деле это произошло в другом месте, и было пересказано ей. С разрешения Розена, она использовала исторические причины его развода с красавицей женой, молодой девушкой с огромными глазами, которая играла на мандолине и пела низким контральто песни о Сионе. Но их семейная жизнь не выдержала испытание временем. И молодая жена стала фанатично ненавидеть сионизм из-за того, что муж предпочел его семье… Днем он занимался судебными делами, по вечерам участвовал в заседаниях и собраниях. Пинхас Розен, основатель «бело-голубой» молодежной сионистской организации, отдал все ей силы и дорого заплатил за свою деятельность.

«Идея может сделать человека бесчеловечным», – сказала молодая жена и оставила мужа, забрав с собой сына и дочь.

Она описывает рассказ отца. Во время одного из дежурств он захватил двух французов, которые заблудились и пересекли по ошибке линию фронта. Но оказалось, что они – французские евреи и офицер Френкель отпустил их. Всю жизнь он переживал из-за того, что изменил Германии.

Наоми приходит к выводу, что у нацистов, которых она интервьюировала, не было вообще никакого мировоззрения. Большинство из них участвовало в Первой мировой войне. Им было легко верить в то, что Германия по-прежнему сильна и крепка. И вообще не проиграла войну. Но была ограблена, главным образом, евреями. В дни социал-демократической власти, в дни инфляции и глубокого финансового кризиса, многие стали голодными и безработными. Они мечтали о том времени, когда у них была и работа, пусть даже тяжелая, и уважение, о возвращении кайзера. Зиг Хайль! Несомненная победа! Они так кричали до мировой войны, и продолжали кричать на нацистских сборищах. Они и не скрывали своего антисемитизма. На автобусных остановках, на вечеринках, в кафе они выражали свое неприятие Веймарской республики.

Наоми пытается понять причины того, что во всех своих бедах, немцы, да и не только они, обвиняют евреев. Может быть причина в том, что социал-демократы поддерживались американцами, а это были, в основном, евреи. Они сумели выстоять во времена экономического кризиса. В период инфляции евреи – бизнесмены, банкиры, ученые, люди искусства – продолжали процветать. Евреев из восточной считали обманщиками, жуликами, которые обосновались в больших городах. И пока евреи обогащаются – народ нищает. Евреи выкупают у немцев имущество, дома, магазины.

Наоми продолжает описывать роман Эдит с Эмилем Рифке. Кажется, они погружены в мечты и стараются воплотить эти мечты в реальность. Эдит подолгу сидит на зимней веранде в шелковом японском халате. Эдит стремиться помочь отцу. А Эмиль увлечен Гитлером. Но вот