Михаэль не сразу понял, о чем идёт речь, а потом догадался:

Мой дневник! Так что с ним?

- Он взял его специально для тебя, - взволнованно объяснял Двицель, - Он сказал, если ему не удастся с тобой поговорить, то тебе все напомнят эти штучки внутри, ну, эти маленькие синие штучки, которые ты рисовал той узенькой черненькой штучкой...

- ...на тех тоненьких беленьких штучках. Я понял, понял! - сказал Михаэль. Несмотря на весь ужас ситуации, он с трудом сдержал смех.

Ну конечно же! Как он сам не догадался! Одного взгляда на этот дневник было уже довольно, чтобы запертая дверь его памяти немного приоткрылась. Надо только прочитать, и он вспомнит все, что тогда произошло. И наверное, тогда он узнает смысл того, что случилось вчера и сегодня. Надо как можно скорее вернуть дневник!

Он встал, подошёл к окну и выглянул за краешек покрывала. Картина на другой стороне мало чем изменилась. Там были зеваки и полицейские, но как раз в этот момент в конце улицы показалась жёлтая буксировочная машина. Того таинственного наблюдателя, которого Михаэль пытался догнать, нигде не было видно, но Михаэль знал, что он где-то здесь, затаился, как хищник, и только ждёт момента, чтобы наброситься на добычу. Знать бы, кто были те загадочные незнакомцы в машине, которые следили за ним и которые, без сомнения, были ответственны за вчерашнюю катастрофу. Двицель утверждал, что они с Хендриком явились сюда вдвоём, но ведь это было не так. Неужели Анзон и его люди после ухода Вольфа и Михаэля из Подземелья окончательно взяли там власть? И если да, то зачем они явились сюда? Все это казалось ему лишённым смысла.

Он со вздохом отпустил свой импровизированный занавес и, обернувшись, увидел, что Двицель испуганно забился в угол.

- Что с тобой? - бросился к нему Михаэль.

- Свет. Не впускай его.

- Не бойся, - улыбнулся Михаэль и вдруг почувствовал, что совершается что-то ужасное. Но не знал что. Не говоря уже о том, что он был бессилен что-либо предпринять.

- Он... всё ещё здесь? - спросил Двицель.

- Кто?

- Свет. Мне от него больно.

- Не бойся, - повторил Михаэль. - Он бывает не всегда, и я присмотрю за тобой.

Но это тоже легко было сказать. Как он мог держать свою комнату в темноте, не придумав подходящего объяснения для родителей? А при теперешнем настроении отца трудно представить, чтобы он принял это объяснение, каким бы искусным оно ни было. В первую очередь следовало подумать о безопасности Двицеля, чтобы его не обнаружили и не убили.

При этой мысли, как по волшебному слову, в дверь постучали. Михаэль вздрогнул. Что делать? Он отозвался только на второй, более нетерпеливый стук, и сделал первое, что пришло ему на - ум: схватил блуждающего огонька и сунул его себе за пазуху. В первый момент было ужасно больно, как будто под рубашку попала раскалённая сковородка. Но потом Двицель, видимо, почувствовал, что причиняет боль, и уменьшил свой накал до минимума. Это было все ещё горячо, но уже терпимо. Михаэль быстро застегнул рубашку, сдвинул блуждающего огонька с обожжённого места на животе и почувствовал, как этот малыш прополз под рубашкой, словно мышка, и устроился где - то

И как раз вовремя, потому кто в этот момент на ручку двери нажали, и она распахнулась. На дороге, стоял отец. А Михаэдь и не заметил, что он вернулся.

Нащупав выключатель, отец включил свет и с недоумением огляделся.

Что здесь происходит? - рассердился он. - Ты совсем свихнулся? - Не дожидаясь ответа, он шагнул к окну, сорвал покрывало и, не глядя, швырнул его на кровать. - Что все это значит?

Михаэль пробормотал непонятно что и якобы виновато потупился. При этом он помнил, что Двицель вовсе не собирался сидеть у него под рубашкой спокойно, а все время возился. Не хватало только, чтобы отец увидел это!

- Ты... ты уже вернулся? - наконец вымолвил он.

- Конечно нет, - съязвил отец. - Ты разговариваешь с моим призраком.

Он нетерпеливым жестом остановил попытку Михаэля что-то сказать.

- Оставим это. Уберёшь потом. Мы с матерью должны поговорить с тобой.

В голосе его появилась строгость, вызывающая тревогу. Несмотря на размолвки, иногда случавшиеся между ними, они хорошо понимали друг друга, поэтому сегодняшняя нервозность и раздражительность отца пугали Михаэля. Особенно ему стало страшно от той торжественной серьёзности, с какой отец произнёс: «Мы должны поговорить с тобой». Он сразу понял, что речь пойдёт не только о продолжении прерванной дискуссии. На какой - то момент он почти забыл об остальных своих тревогах. Но, слава Богу, не настолько, чтобы повернуться к отцу спиной.

Отец повторил приглашающий жест, немного подождал, пожал плечами и прошёл вперёд. Когда он выходил из комнаты, взгляд его скользнул по выдвинутому ящику письменного стола, и Михаэль мог бы поручиться, что отец заметил обугленную дыру. Но, видимо; то, что их ожидало внизу, было настолько важно, что он не проронил ни слова.

Михаэль спускался по лестнице в двух шагах позади отца. Двицель беспокойно ёрзал у него под рубашкой, а обожжённое место на животе так болело, что выступали слезы. Он знал, что в таких условиях не сможет говорить с родителями. А Двицель становился беспокойнее с каждой секундой. Видимо, солнечный свет пробивался сквозь ткань рубашки, и это причиняло ему такую же боль, как Михаэлю - обжигающее прикосновение блуждающего огонька.

Вместо того чтобы пройти с отцом на кухню, Михаэль шагнул влево, в туалет для гостей, единственное помещение в доме, где не было окна.

- Я сейчас, - сказал он и заперся, не дав отцу времени даже оглянуться. Он выдернул рубашку из-под брюк, и Двицель выскользнул, плюхнувшись на кафельный пол, немного полежал, Оглушённый, и взлетел. Михаэль едва успел поймать его обеими руками, пока он не уселся в раковину. Фаянс был мокрый, и соприкосновение с ним Двицеля могло привести к непоправимым последствиям.

- Послушай, - быстро прошептал Михаэль - Я не могу взять тебя с собой. Тебе придётся побыть здесь. Но тебя никто не должен видеть, понял?

Двицель кивнул, приподнялся на ладони Михаэля на цыпочки и вдруг начал хихикать, увидев в зеркале над раковиной своё отражение. Он корчил рожи, надувал щеки и показывал себе язык.

- Двицель, слышишь? Это важно!