Вадим встаёт и толкает алкоголика. Так, а вот это уже ни шиша не весело.

Я отсаживаюсь подальше и прижимаюсь к поручню. Алкоголик бьёт Вадима в лицо, но он блокирует удар, ловит его за руку и заламывает его.

— Вали отсюда.

— Я те… ща… глаза выколю… поэл? — еле ворочает языком алкаш.

Вадим бьёт его другой рукой в нос, и он падает на сиденье.

— Ах ты, сука, — алкаш стирает с носа розовую бутафорскую кровь. — Я тя ща урою, мразь.

«Пятницкое шоссе», — объявляет женский голос, и двери открываются.

— Идём, — Вадим берёт меня за руку, и мы выбегаем из поезда.

Алкоголик вскакивает с кресла и бежит за нами, но двери закрываются, и ему ничего не остаётся, кроме как злобно смотреть через стекло и угрожающе проводить пальцем по шее.

— Дождёмся следующего поезда, — говорит Вадим.

— А если он подсядет на следующей станции?

— Больно ему это надо, — отвечает Вадим.

Мою руку он при этом не отпускает.

Так мы и стоим. Вадим задумчиво смотрит вглубь тоннеля, а я довольно улыбаюсь.

Хоть я в этом мире и лишена осязания, рука его кажется тёплой и сильной.

Наверное, это глупость, но мне кажется, я влюбилась.

#005 // Любовь и война // Аврелия

Я отрубаю голову бота, и во все стороны брызгают розовые частицы.

Это кровь. Насколько мне известно, в реальности она выглядит совсем не так. Но разработчики хотели сгладить углы и нарочно сделали её нереалистичной.

Тем не менее, мне становится немного противно. Кажется, что сейчас меня должно стошнить, но этого, конечно, не происходит.

Больше я не нахожусь в постоянном ускорении, а вхожу в него периодически, делая рывки. Удар — ускорение. Я оборачиваюсь и вижу, как в меня летят пули. Мне даже не нужен щит, я уверенно иду вперёд, к противникам, обходя пули, будто несложные препятствия. Выхожу из ускорения — удар, ещё удар, и все боты повержены. Мне интересно побеждать их, обходясь без бластера и волны. Ими пользоваться несложно, для этого не нужны тренировки. Но если что-то с этими скриптами пойдёт не так, мне надо быть готовой к ближнему бою. Ну или если сам враг пойдёт на меня ближним боем, тогда бластер и волна будут не очень удобны, можно навредить себе или задеть кого-то из союзников.

Кристина сказала, что тренироваться надо каждый день. И наконец-то мы нашли идеальное место.

Мы стоим на поляне посреди леса. Здесь можно посражаться, не привлекая внимания. Кристина, Сергей, Леонид, Даниил и Марс стоят чуть поодаль и наблюдают за происходящим. Кажется, им нравится, как я сражаюсь. Всем, кроме Даниила, конечно. Всё это время он смотрит на меня пустыми и глупыми глазами. Он как зомби, даже говорит что-то редко. Полагаю, когда Вадим его создавал, его разрывало на части от сомнений. И он решил сделать Даниила тихим, незаметным. Чтобы пореже напоминал о себе.

— Браво, блин! — кричит Сергей и начинает хлопать.

Остальные подхватывают, и я отвешиваю поклон под аплодисменты. Возможно, уместней был бы реверанс, учитывая мой пол, но я сочла свой внешний вид неподходящим для этого. К тому же, мой прототип не стал бы выполнять реверанс.

Здесь красиво. Лес нравится мне больше города, он куда более тихий, но, в то же время, и куда более живой. Мне хочется вдохнуть его свежий воздух, но это не представляется возможным. Мне и дышать-то нечем. Исторически лес — место обитания предков людей, поэтому любовь к подобным местам свойственно им эволюционно. Заложена ли во мне любовь к лесам изначально или же я выработала это качество самостоятельно — не уверена.

Да это и неважно. Думаю, мне стоит перестать оценивать всё аналитически. Люди так не делают. А если я хочу понять людей, то должна мыслить как они.

Амальгама такой и была. Вернее, такая и есть. Как результат, она сошла с ума. Возможно, эмоции сами по себе — маленькое сумасшествие, просто Амальгама получила слишком большую дозу. Человека, который действует нелогично, назовут безумцем, но эмоции — и есть нелогичность.

Чтобы быть человеком, мне нужно немного контролируемого безумия. И оно во мне заложено, но я слишком часто опираюсь не на эмоции, а на логику. Их не надо пытаться осмыслить. Надо прочувствовать их и отдаться.

Я возвращаюсь к людям и наслаждаюсь своим успехом. Всё-таки моё контролируемое безумие становится всё более приятным. Сначала мне показалось, что эмоции — вещь противная и ненужная, которая только мешает жить. Но теперь они мне нравятся.

И почему люди обычно говорят о гордыне в негативном ключе? Признание опьяняет, но я и не против.

— Да ты, Кристин, настоящего бота-убийцу сделала, — Марс кладёт мне руку на плечо. — Я бы не стал с ней связываться.

Кристина сказала, что мы с ней на равных, а Марса они любят раздражать. К тому же, мой прототип — достаточно грубый персонаж, а значит, я могу выпустить свою нелюбовь к Марсу так, что ни у кого не останется вопросов.

— И при этом ты считаешь, что трогать меня — хорошая идея?

Я с вызовом смотрю в глаза Марса, и ухмылка с его лица исчезает. Он убирает руку и осторожно отходит.

Как же это всё-таки приятно! И чувство стыда совсем не мучает.

Но не тревожный звоночек ли это?

Некоторое время мы весело общаемся, я даже пытаюсь смеяться. Пока из-за деревьев не появляется она. Алиса, та девушка, к которой Кристина тихо ревнует Вадима. В этот раз она выглядит иначе, нежели в предыдущий: синие обтягивающие джинсы и чёрный кардиган. Лицо накрашено пуще обычного.

— Всем привет, — Алиса непринуждённо улыбается. — А где Вадим? Он написал мне, чтобы я пришла сюда.

— Уже вовсю едет, — отвечает Леонид. — Говорит, у него какая-то важная информация.

— Да, мне он написал то же самое, — соглашается Алиса.

Неловкая пауза. Былая лёгкость этой компании куда-то улетучивается. Мне кажется, им почему-то некомфортно рядом с Алисой. Может, потому что они понимают чувства Кристины? Даже Марс становится несколько отстранённым, хотя и отпускает пару колких шуток в отношении своих друзей. Леонид совсем замолкает и хмурится даже больше обычного. Сергей явно хочет что-то сказать, уже открывает рот, но тут же останавливается, махнув рукой.

В остальном, они перекинулись разве что несколькими не несущими особой смысловой нагрузки фразами, пока