железными штырями, на которых прежде крепились перила. Максим представил, что произойдёт, если девица ухитрится рухнуть на штыри, и рванул вверх, не переводя дыхания.

Лестница оборвалась так внезапно, что он едва успел удержать равновесие. Дальше пришлось отмерять расстояние по сантиметрам, цепляясь за остатки балок и арматуры. Карабкаясь на четвереньках, он выполз на шаткие остатки перекрытия и негромко позвал:

— Эй, девушка, я могу помочь?

Она сердито мотнула головой и, похоже, совсем не удивилась его появлению.

— Не мешайте мне фотографировать.

Фотографировать? От приступа гнева Максим взорвался:

— Идиотка, дура безголовая! Совсем сдурели со своими селфи! Ты посмотри вниз — упадёшь, разобьёшься насмерть и будешь здесь год валяться, пока туристы не найдут.

В ответ на его окрик девушка равнодушно бросила:

— Какое селфи? Я вообще-то тут работаю, а вы… ты мне мешаешь своими истериками. Да и собачку лучше убрать. Она мне ни к чему. — Девушка развернулась корпусом, и он увидел у неё в руках профессиональную камеру с широким раструбом объектива. Час от часу не легче!

— Камера не спасёт от падения, — едко сказал Максим. — Подай руку, я тебе помогу.

— Лучше о себе позаботься. И не надо меня спасать, я не самоубийца.

Опустив камеру, она похлопала себя по талии, и Максим увидел оранжевый страховочный пояс с тросом, прочно закреплённым на металлический крюк в балке.

Мысленно он выругал себя за невнимательность: «Опростоволосились вы, господин опер. Где ваша хвалёная наблюдательность?»

Опасно наклонившись вниз, девушка сделала несколько снимков и только тогда посмотрела на него.

— А вот ты, судя по всему, в опасности. Стой, не шевелись, сейчас я закончу, и спустимся вместе.

Непринуждённо, как акробатка, она изогнулась дугой, и фотокамера послушно защёлкала дробной россыпью звуков.

— Ещё чего, я сам справлюсь, — пробурчал Максим, чувствуя некоторое унижение своего офицерского достоинства от такой легковесной особы, похожей на пичужку, случайно залетевшую под высокую крышу. Без особого труда он преодолел лестничные пролёты и подозвал Понтуса:

— Хватит гавкать, давай не будем мешать человеку.

— А за это спасибо!

То, что девушка спустилась и стоит позади, он понял по реакции Понтуса. Как она могла подкрасться совсем незаметно? Он удивился ещё больше, когда девушка наклонилась и погладила Понтуса между ушей. Подобное не позволялось никому, кроме хозяина, но здесь, глядя на морду пса, Максим мог бы поклясться, что предатель довольно улыбнулся.

Девушка была невысокой, с тёмно-русыми волосами, забранными в пучок на затылке, и светлыми глазами цвета болотной тины. Максим мог бы сказать, что девушка некрасивая, с резкими чертами, если бы не мягкая улыбка, внезапно озарившая лицо.

— Нашла где фотографировать, — недовольно выговорил Максим. — Что, лучше руин ничего не придумала?

Она дёрнула плечом:

— Я не выбираю объекты. Что заказывают, то и снимаю. Я промышленный фотограф.

Включив камеру, она быстро просмотрела снимки на мониторе:

— Вроде сумела поймать нужный ракурс. Мне трудно вовремя остановиться, всегда кажется, что следующий кадр будет лучше. — Девушка отстегнула страховочный пояс и перекинула его через руку. — Пойдём, спаситель, напою чашкой кофе с пряниками. — Она мельком глянула на Понтуса, нахально отиравшегося о её ноги: — Тебя тоже приглашаю.

* * *

Анфиса терпеть не могла, когда ей мешали работать. Частенько досужие зеваки лезли под руку или обсуждали между собой работу фотографа, самые настырные принимались давать ценные советы, так что тянуло запаковать их в посылку и отправить на Кудыкину гору.

Но нынешний незваный гость кинулся её спасать и, рискуя собственной жизнью, карабкался по сломанным балочным перекрытиям! Одного беглого взгляда оказалось достаточно, чтобы оценить его отличную физическую форму, без уныло опущенных плеч человека, далёкого от спортивной жизни. Он был среднего роста, русоволосый, с переливчато-карими глазами и твёрдой линией крепко сомкнутых губ.

Из кармана джинсов свешивались… От неожиданности она даже сморгнула. Незнакомец шевельнул бровью, улыбнулся и небрежно выудил из кармана наручники:

— Я же не знал, что ты не самоубийца. Знаешь, всякое бывает.

— И часто ты так? С наручниками?

Он хмыкнул:

— Почти всегда. Такая работа. Кстати, меня зовут Максим.

— Анфиса.

Максим убрал наручники и выжидающе посмотрел на неё:

— Кажется, кто-то предлагал кофе с пряниками? От нас с Понтусом на общий стол могу добавить только хлеб. Правда, свежий, почти тёплый.

После того как он орал на неё на верхотуре, его голос располагал к себе неожиданной мягкостью. Анфиса подумала, что надо бы сразу перегнать новые снимки в компьютер, но решила сделать исключение и дать себе отдых. Ведь не каждый день встречаются рыцари, желающие приковать тебя наручниками.

Кофе на походной плитке источал терпкий городской аромат, никак не вязавшийся с лесным духом. Кофе ассоциировался с работой, с усталостью, с ночными дежурствами, когда, чтобы не заснуть, приходится вливать в себя кофейник за кофейником.

«В лесу надо пить клюквенный морс из деревянного ковша или холодное молоко из стеклянной баклажки в ивовой оплётке, а закусывать бабушкиными пирожками с морошкой или брусникой», — подумал Максим.

Оказалось, что у Анфисы имеются два крохотных раскладных стульчика и такой же малюсенький столик на шатких ножках.

Он взял кружку с кофе, но отказался от сахара:

— Не кладу ни в чай, ни в кофе. Я смотрю, ты тут с комфортом обустроилась.

— Ну, а как иначе? — Анфиса села напротив и выставила на стол пакет пряников. — Я на объектах по нескольку дней бываю, пока не поймаю нужный момент. Правда, в палатке не сплю, предпочитаю в машине.

— А не боишься одна? Мало ли, хулиганы привяжутся, что тогда будешь делать?

Она хмыкнула:

— Убегу.

Максим подул на чашку, исходящую па ром:

— Зря ты так беспечно относишься. Здоровые парни или мужики тебя вмиг догонят, даже если пьяные будут.

— Не догонят.

Она сказала так убеждённо, что Максим вспылил:

— Знаешь, сколько я таких видел, которые думали, что с ними ничего не случится! Даже наука есть такая: виктимология — наука о жертве. А ты убежать хочешь! Было бы смешно, если бы не было так грустно.

— А спорим, убегу?

— А спорим, поймаю! — Он поставил кофе и встал. — Даю тебе фору две минуты.

Гибко потянувшись всем телом, Анфиса посмотрела на него через плечо и улыбнулась краешком рта:

— Форы мне не надо. Давай вон до того дерева, за ним пруд и остатки беседки. Ну! На старт, внимание, марш!

Он даже не понял, почему Анфиса оказалась далеко впереди, вместе с Понтусом, который с восторгом нёсся рядом. Она бежала легко, едва касаясь земли носками кроссовок, не размахивая руками по-женски, не вихляясь из стороны в сторону, словно стрела, пущенная из арбалета точно в цель.

Когда он