игре.

— Но все признают, что он величайший игрок «Арсенала» всех времен!

— Только не моего.

Тут распахивается дверь, и к конторке устремляется миниатюрная блондинка. Парень, с которым мы разговаривали, указывает девушке на нас.

Мы встаем ей навстречу. Я сразу же признаю в ней ту самую красотку с фотографии в телефоне Камерона, хотя и без лучезарной, улыбки.

— Кимберли Боухерст? — уточняю я.

— Да. Вы хотели меня видеть?

Я называюсь, затем представляю Клемента.

— Привет, пупсик.

Будь я женщиной, сомневаюсь, что мне понравилось бы обращение «пупсик», однако Клементу это постоянно сходит с рук. Никогда мне по-настоящему не понять женщин!

— Спасибо, что согласились встретиться с нами, Кимберли. Мы пытаемся найти Камерона. Камерона Гейла.

— Я же сказала уже, что не знаю, где он, — шипит девушка. — Когда вы уже оставите меня в покое?

— Хм, кажется, произошло какое-то недоразумение.

— Кто вас прислал?

— Никто.

Достаю из бумажника визитку и объясняю, как я познакомился с Камероном. Девушка заметно смягчается:

— Простите. Я решила, что это он вас прислал.

— Кто он?

Все еще нервничая, Кимберли бросает взгляд на настенные часы.

— Мне сейчас некогда объяснять, но если подойдете часам к пяти, можно поговорить.

— Спасибо, это было бы замечательно. Где мы встретимся?

— Дальше по улице есть паб, «Брюэрс» называется. Давайте там.

Я отвечаю согласием, и девушка спешит обратно на рабочее место.

— До встречи еще пара часов, — говорю я Клементу. — Может, встретимся в том пабе незадолго до пяти?

— Лады. До скорого, док.

Он направляется к выходу и исчезает из виду.

Я достаю телефон и гуглю имя упомянутого Клементом игрока, пока оно не вылетело у меня из головы. Приходится перепроверять на трех разных сайтах, потому что результат представляется бессмысленным. Все источники, однако, подтверждают, что Джон Рэдфорд сыграл за «Арсенал» почти пятьсот матчей — с начала шестидесятых до середины семидесятых. Даже если Клементу сейчас под пятьдесят, он был еще в дошкольном возрасте, когда футбольная карьера Рэдфорда уже завершалась. Как ни крути, довольно сложно представить четырехлетнего мальчика, потягивающего пивко со своим спортивным кумиром в пабе на севере Лондона.

Хм, перефразируя мастера Йоду из «Звездных войн», «бредовых идей преисполнен он».

21

Возвращаюсь я в пустую квартиру. Лишь на кухонном столе лежит записка, кратко уведомляющая, что пропавший айфон найти не удалось.

Плюхаюсь на диван и набираю номер жены.

— Привет, милая. Ты не дома.

— Какая наблюдательность!

— В секонд-хенде, значит, не повезло? — уточняю я, игнорируя ее сарказм.

— Я пыталась. Прости.

— Все в порядке. Ты где?

— Да вот, направляюсь в библиотеку.

— Надолго?

— Без понятия. Когда вернусь, тогда и вернусь.

— Ясно. Мне скоро опять уходить, и до семи я вряд ли буду.

— А что приготовить на ужин?

— Просто купи что-нибудь разогреть в микроволновке.

— Ладно. Тогда до вечера.

Она отключается.

Настроение Лии расшифровке не поддается, да и все равно в данный момент меня больше беспокоит состояние другого человека. Откинувшись на спинку дивана и вытянув усталые ноги, я погружаюсь в размышления о Клементе.

Небрежное замечание об игроке «Арсенала» демонстрирует, насколько серьезные у него проблемы. Беру телефон и принимаюсь гуглить информацию о патологической лживости — состоянии, когда человек бесконтрольно врет без малейшей для себя выгоды.

Несколько статей подтверждают мои подозрения: данное расстройство действительно может сопутствовать шизофрении. Одно исследование особенно привлекает мое внимание гипотезой, что соотношение уровней кортизола и тестостерона у патологических лжецов противоположно таковому у большинства людей, вследствие чего для них характерна повышенная агрессивность с сопутствующим пренебрежением к риску. Что ж, модель поведения буквально списана с Клемента.

Очень жаль, что мне не достает образования и опыта разобраться в этом случае самостоятельно. Прямо как в последний раз, когда сломался фургон Лии. Я имею лишь смутное представление о деталях двигателя и не в состоянии распознать источник проблемы, поскольку не могу определить причину. А уж человеческий разум посложнее двигателя, и, подозреваю, Клементу требуется нечто посерьезнее, чем поменять свечи зажигания.

Однако часы на мобильнике подсказывают, что пора выступать. Настает время пробок, и страдать в них я совершенно не испытываю желания. За полчаса вполне успею добраться до Вандсворта общественным транспортом. Домой возвращаться, пожалуй, даже и не стоило.

Надеваю пальто и выхожу под сумеречное небо. В это время года к пяти уже темнеет, однако полная темнота никогда не наступает. Когда я только перебрался в Лондон, одним из разительных отличий городской среды от сельской, немедленно замеченных мной, было отсутствие звезд на ночном небе. С таким световым загрязнением только и можно надеяться, что увидеть луну да горстку самых ярких звезд. Как же мне не хватает оксфордширского неба, этого чернейшего полотна, усеянного сотнями мерцающих белых крапинок! Под таким небом буквально ощущаешь безграничность Вселенной. А в Лондоне над тобой словно низкий потолок.

В «Брюэрс» я прибываю без четверти пять и, оглядев просторный зал, вижу у стойки знакомую фигуру в спецовке с пинтой пива.

— Что тебе взять, док?

— Газировку, пожалуйста.

— Ты издеваешься? Давай-ка пивко.

Не успеваю я возразить, как он заказывает барменше две пинты светлого и залпом осушает свой бокал. Пожалуй, доза алкоголя не повредит, учитывая, какой выдался денек, да и вся неделя тоже.

Клемент вручает мне бокал.

— Спасибо.

— Сядем за столик?

Мы выбираем место недалеко от дверей, чтобы не пропустить Кимберли Боухерст, но немного в стороне, чтобы говорить спокойно.

— Что вы поняли из того, что сказала Кимберли? — интересуюсь я.

— Да ничего не понял, но она точно нервничала.

— Мне казалось, вы привыкли, что ваше общество нервирует людей.

— Только тех, кто меня бесит.

— Буду помнить, когда настанет мой черед проставляться.

— Да ты-то ничего, док, хотя и слюнтяй немного.

— О, спасибо за характеристику!

— Да не за что, — изображает Клемент улыбку.

Я делаю глоток, великан же разом вливает в себя половину бокала.

Распахивается входная дверь, и в зал входит блондинка в пальто. Она останавливается, оглядываясь по сторонам, и я спешу к ней.

— Здравствуйте, Кимберли. Что-нибудь выпьете?

— Бокал белого вина, пожалуйста. И большой, если можно.

В ожидании заказа Кимберли спрашивает, откуда я знаю Камерона. Не раскрывая всех деталей, рассказываю, что парень внезапно объявился на прошлой неделе в «Здравом уме» и что потом мы встречались в «Герцоге».

Подают вино, и девушка жадно припадает к нему, прямо как Клемент.

— Мы заняли столик вон там, — киваю я.

При нашем приближении великан встает и галантно осведомляется:

— Как дела, пупсик?

— Спросите через полчаса.

Она снимает пальто, и мы садимся за столик.

— Спасибо, что согласились поговорить, Кимберли.

— Ничего. Я как никто другой хочу