Шрифт:
Закладка:
Руки тянулись сами. Пальцы дрожали. Если бы этот придурок был в сознании, я ни за что бы такого себе не позволила. А сейчас — могла. Могла сделать то, что мне снилось каждую ночь, отдаваясь мучительным жжением на месте, где когда-то пело и сверкало от счастья первой настоящей любви.
Он изменился. Стал старше. Превратился из мальчишки в мужчину, пусть и очень молодого. Седые волосы не испортили его хищной, хулиганской какой-то красоты. На нее и тогда западали все девицы от пятилеток до бабушек. Не было таверны, где не ждали и не пытались затащить за ларь веселого и пахнущего неясной опасностью менестреля.
И я тоже купилась. Прилетела на этот огонь, как глупая бабочка. А ведь была старше… на два года всего, но думала тогда — на целую жизнь. Дурочка.
Я не выдержала и наклонилась, почти коснувшись губами его переносицы. И только в этот момент почувствовала тот самый запах — острый, чуть терпкий, от которого хотелось бежать и прятаться, как от чудовища, подкрадывающегося в темноте. И этот же запах манил, приглашал подойти и попробовать неведомую опасность на вкус.
Как я не почувствовала его раньше, когда этот клоун паршивый дрых на моем плече и вообще отирался поблизости так настойчиво, словно пытался чуть ли не под кожу ко мне втереться?
Не знаю. Не почувствовала…
Руки скользили сами, без моего ведома. Кончики пальцев очертили острые скулы, щекотную пушистость опущенных ресниц, проступившую горбинку на хищном носу. Смешно.
Когда-то он вот так же лежал возле костра и мурлыкал, словно настоящий кот, а я гладила его по лицу, рассказывала какую-то ерунду или слушала его болтовню. И мы еще почти все время смеялись… над моими поучительными историями или над его глупыми выходками.
«— Джэ, это что за сорняк? Чего ты в него вцепилась, как в родную маму?
— Смотри, И-Ян, шестилепестник. Красивый… и лечебный. Правда, говорят, иногда попадаются особенные шестилепестники — с семью лепестками. Если найти такой и загадать желание — оно сбудется. Вот бы… а еще лучше найти такой вместе.
— Ерунда, Нин-джэ! Скажи мне твое желание, и я исполню его просто так, без лишнего лепестка. И вообще, брось сено, тискай лучше меня! Я приятный, теплый и без колючек! Особенно во-о-от в этом месте…
— Брысь, бесстыдник! Что ты творишь? Маленький еще.
— Это я маленький?! Да я…»
Солнце светило ему в спину, и я жмурилась, загораживаясь ладонью от яростного сияния вокруг его головы. Паразит так и норовил скинуть то рубашку, то штаны и прогуляться передо мной во всей красе, демонстрируя поджарое, но уже отнюдь не детское тело. Соблазнял… а я не соблазнялась. Мы поцеловались-то уже только на обратной дороге, почти достигнув цели с фиалом противоядия в секретном отделении сумки.
Я тогда не знала, что этими поцелуями меня искусно отвлекают, чтобы украсть фиал. Наивная, радостная, возвращалась в город, где ждали остальные из моей звезды, чтобы снять проклятие с Камня и сказать им всем, что я решила: замки и города не для меня. Я останусь сердцем их звезды и, если нужна будет моя помощь, всегда приду. Но жить ни в Ла Россин, ни в Ла Риду, ни в академии не буду.
Ветру я собиралась сказать, что окончательно разрываю нашу помолвку. Да, когда-то наши семьи договорились. А у нас самих даже что-то такое было в академии, то ли вражда, то ли влюбленность. Когда и вместе никак, и врозь скучно. И ругаться можно до искр, и мириться потом за кувшином слабенького вина.
Но нет. Я не стану его женой. Уйду с Ильяном. Его голос, моя магия, свобода и дорога — что еще нужно для счастья романтичной идиотке?
Для них, наверное, это было так давно…
А для меня — буквально вчера.
Глава 35
Ян
Из густого тумана беспамятства меня вытащил покалывающий жар в правой половине тела. Судя по отсветам, мерно пляшущим под опущенными веками, то ли меня приволокли к костру, то ли костер развели около меня.
Открывать глаза не хотелось. Хотя бы потому, что это дало бы однозначный исчерпывающий ответ на вопрос, который я боялся даже задать.
Ушла или осталась? Чертова удавка, которой я не ждал и не искал, снова сдавила горло. Сколько ж я с нее рвался… сколько не хотел смиряться, что вся моя жизнь завязана на одну девчонку, что в ее силах как подарить мне блаженство, так и причинить неимоверную боль, даже не касаясь пальцем…
Покалывание от близости огня усиливалось, в конце концов рукав нагрелся настолько, что появилось подозрение, что он вот-вот вспыхнет. Пришлось отодвигаться, одновременно с этим открывая глаза.
Беглый взгляд по пустому помещению чуть не заставил застонать. Неужто все же…
— Очнулся?
Вздрогнув, я повернул голову. Это не она ушла, это я невнимательный болван.
А Нин-джэ — вот она, туточки. Сидит в углу, привалившись к стене и поджав под себя одну ногу.
— Твоими стараниями, очевидно. — Я с заметным трудом заставил тело принять полусидячее положение, почти слыша, как восторг колотит изнутри по черепной коробке. Осталась! Все же осталась!
— Сама не знаю, почему я такая дура. — Девушка хрипло рассмеялась и сделала глоток из ополовиненной уже бутылки. Мутное стекло не позволяло рассмотреть содержимое, но что-то подсказывало, что внутри ни хрена не сок. — Бросить бы тебя подыхать — и дело с концом. Но жалко. А ты и пользуешься.
Усмехнувшись, я попытался встать. Не вышло. Пришлось перекатиться по земле, чтобы оказаться около нее.
— Пользуюсь. — Я на пробу коснулся свободной от бутылки руки, Нин-джэ, на удивление, ее не отдернула. Напротив, чуть притянула меня за плечи, позволяя положить голову себе на колени, и зарылась в седые пряди пальцами, поглаживая. — Но с этой секунды — только на твое благо. Нин, клянусь, я…
Договорить мне не дали — пальцы резко сжались, больно сгребая в охапку волосы и оттягивая так, что мне пришлось запрокинуть голову под почти неестественным углом.
— Не клянись, Ильян, я не верю ни единому твоему слову. — Отставив бутылку, она почти ласково провела ногтем по испуганно дернувшемуся кадыку, будто примеряясь, где именно следует перерезать мне горло. — Ты пойдешь со мной и будешь помогать. Будешь слушаться. И молчать, когда не спрашивают. А предашь меня еще раз, — я чуть не вскрикнул, когда рука особо болезненно дернула
