мерила, будто два слитых стеклянных круга, за счёт чего по форме были похожи на какие-то несуразные песочные часы.

- Если что, я ответственности не несу. И не знаю вас.

- Всё по стандарту. - слабо улыбнулся Синтемрак.

Мы заняли три стола, один во втором ряду от стойки, и два ближайших с третьего ряда. Мы со Злыней и Черногорем сели в третьем ряду с краю, справа от нас Хорав с Дубобитом, а впереди расселись Тёмногонь, Чернижка и Синтемрак. Владелец выдал нам по стопочке на пятьдесят миллилитров. На каждой стопке также была гравировка посередине в виде тонкого зелёного плюща. На нашем столе и на столе Хорава с Дубобитом стояло по пузырю, у третьего столика две бутылки, так как мы условились, что остатки, если они будут, заберёт Синтемрак. Дубобит, тем временем, уже раскупорил бутыль, налил себе всю стопку, а Хораву пол стопки, до гравировки. Также поступил Синтемрак, предварительно дав парочку советов нашим друзьям, и разлил им также по двадцать пять миллилитров, хоть Тёмногонь и немного поспорил, желая сразу целую стопку, а себе друг Дубобита налил пятьдесят миллилитров. Мы со Злыней и Черногорем поглядели друг на друга. Думаю, каждый из нас вспомнил, как мы однажды нашли бочонок в разрушенной деревне под острогом Малая Смерть, с остатками самодельной грибнухи, и вылакали её, не имея при себе какого-либо мерила. Улыбнувшись друг другу, мы чокнулись, затем чокнулись с остальными, и одним глотком опрокинули в себя зелёно-коричневую жижу. Обратного пути нет.

Этот отвратительный вкус. Знаю, что у каждого свои побочки бывают во время входа. У кого-то тремор, у кого-то чрезмерное потоотделение. У меня же тошнота. Каждый раз я блюю своим пустым желудком, блюю желчью, смешанной с настойкой. Однако, из раза в раз, я стараюсь продержаться как можно дольше, чтобы настой максимально впитался. Плюс ко всему, через час мы повторим стопку. Наши друзья-новобранцы в психоделических войсках, если всё будет относительно гладко, смогут через три часа догнаться третьей полустопкой, либо выпить уже целую стопку. Это по желанию.

- Ну что, поиграем в костиаторы? - предложил Злыня, сжимая скулы.

- Отличная идея. - Черногоре смотрел на нас немного бешено-отстранёнными глазами.

Я просто кивнул головой, так как меня уже немного начинало подташнивать, и старался лишний раз не шевелить языком.

Сознание периодически будто начинало немного смещаться, немного улетать куда-то, но необходимость следить за процессом игры возвращала в централизованное мышление. Периодически я посматривал на свои ладони, но затем как-то забыл об этом, увлёкшись игрой. В какой-то момент я даже перестал поднимать голову, а просто смотрел на летающие и стучащие по столу кубооктаэдры. Какие они острые, и как качественно сделаны. Я начинал слышать каждую их шороховатость, начинал видеть их тяжесть. Когда я в конце концов поднял голову на своих друзей, то увидел, как Злыня, не отрываясь, безэмоционально и, при этом, со множеством эмоций смотрит на меня. Я чувствовал, как он дышит. А Черногоре, также залипнув на кубооктаэдры, ритмично подёргивался торсом, будто от его чресел до шеи идёт натянутая пружина. Над их головами, по бокам моего поля зрения, сгущался свет, сгущалась тьма, будто туман нарастал с тех расстояний, которые были недосягаемы для моего обездвиженного зрения. Сильный позыв. Я встал и быстрым шагом направился в отхожую. Благо спросил о её местоположении заранее.

Только подойдя к стальному выступу с дыркой, из меня тут же низвергнул жёлтый желудочный сок вперемешку со светло-коричневой густоватой водичкой. Так кисло и горько, что хочется промыть себе пищеварительный тракт изнутри. Блеванул ещё раз, остатками. Чуть-чуть постоял на коленях перед выступом, оперевшись на него. Стало полегче. Глубоко и облегчённо выдохнул. Вспомнил про ладони, захотел на них посмотреть, но остановил себя. Сначала помою руки. Подошёл к раковине. Зеркала нет, ну и ладно. Ополоснул кисти, а затем рот и лицо. Свежесть, хорошо. Наконец, взглянул на ладони. Пошло дело.

Вернувшись за стол, я сразу принялся за кубы. Подняв голову, я снова встретил взгляд Злыни. Мне хотелось что-то сделать, что-то ему сказать, но я не знал, что. Поэтому, как мне показалось, я завис фиг знает на сколько.

- Час! - ворвался из ниоткуда, из какой-то бездны, из невероятной глубины, голос Синтемрака. - Давайте ещё по одной.

Мы все немного вернулись в реальность.

- Ебать... Я... - Черногоре расширил глаза, надул щёки, и громко, протяжно выдохнул.

Злыня наконец оторвал от меня пустой и глубокий взгляд, посмотрел на Черногоре, понимающе кивнул ему, взял пузырь, налил оставшиеся пятьдесят миллилитров себе, и огляделся:

- Есть у кого сотка?

Дубобит, покрасневший настолько, что даже его ещё свежий шрам на щеке в мутном свете сливался с остальным лицом, взял у взмокшего и бледного Хорава пузырь и трясущимися руками передал Злыне. Тот отдал пузырёк Черногорю, которому как раз хватило на стопку. В это время к нам подошёл Синтемрак, сдержанно, но добродушно улыбнулся, осмотрел наши стопки, нашёл мою пустой, открыл последний пузырёк, и залил стопку до краёв. Остался у нас, точнее, у Синтемрака, открытый пузырёк со ста пятьюдесятью миллилитрами. После тошноты выпивать вторую стопку не хотелось, но я знал, что уже так тошнить не будет, поэтому, скрючив рожу, опрокинул второй заход.

Полный вход будет примерно через полчаса-час, затем около четырёх часов будет путешествие, и ещё час-два сознание будет выходить из галлюциногенного состояния в реальность.

Тем временем лица моих друзей начинали приобретать иную форму, иные черты лица. Сами их физиономии начинали будто состоять из различных мелких разноцветных фигур, будто калейдоскоп, и эти фигурки, образующие целые лица, соединялись с другими цветными детальками вокруг этих самых лиц, образуя единое целое, единую картину, в которую входили головы друзей, расстояние между ними, их тела, пространство между телами. Мои руки, лежавшие на столе, как бы становились единым целым с этим столом. Стол, в свою очередь, стоял на холодном каменном полу, объединяясь с ним, а пол соединялся с землей и со стенами, образуя единое пространство, которое переливалось с пространством всей лачуги, которая была единым целым с улицей, а та со всем городом, который был един со всем Братством Тёмного Вольфрама, со всей Конфедерацией, континентом, Творцовым Миром, Вселенной... А что дальше? Может, всё, в конце концов, доходит до молекулы, микроорганизма, который образуется в клетку, которая образуется в мой орган и так далее, расширяясь и, в конце концов, снова сворачиваясь до молекулы? От этих вечно приходящих в такие моменты мыслей кружит голову,