Шрифт:
Закладка:
Более свежие рисунки, плюс-минус сохранившие свою пёстрость, описывали моменты жуткой болезни, вызванной мелкими вредителями, которых заезжие торговцы случайно привезли из Топей. Судя по всему, сюда запихивали заразившихся неизвестной заразой, дабы они не успели заразить других в городе. А жухлые и облезлые рисунки показывали разные исторические моменты города и Братства, либо пытались запечатлеть обычную городскую жизнь с её старыми ярмарками и чисто ручным производством. Самые старые, почти выцветшие рисунки описывали древние братские жертвоприношения, притом в таком техническом контексте, будто эти зарисовки были учебными пособиями. И, судя по грубо и криво вырезанным символам на полу прямиком под рисунками, жертвоприношения проходили на этих местах. Ну или, по крайней мере, в этом коридоре. Интересный культурно-исторический памятник, который теперь является пристанищем бродяг, бездомных и нищих, а также спасением для таких как мы. Беглецов.
По пути мы всё же подали монетку-другую, но скорее не из добрых побуждений, а в обмен на информацию о выходе отсюда. Сначала они указывали на выход, через который мы залезли, но затем, видимо, когда мы прошли больше половины длиннющего коридора, начали говорить о разветвлении пути, о выходе слева, который, судя по полувменяемым объяснениям, как раз нам и нужен, и о выходе справа, который вёл к сараю за стеной. Эта информация оказалась также очень полезна. Мы с Тёмногонем даже вспомнили о том, как нам про него рассказывал лысый мужичок, и то, что как раз через этот выход мы и выбрались из города этой ночью. Очень, блять, вовремя. Ну, по крайней мере теперь мы уж точно запомним о нём. И, надеюсь, будем помнить даже после или во время галлюцинаций. Пожелав хороших уловов на улицах в дальнейшем, мы попрощались с местными, половина сознания которых была повреждена от голода, избытка дешёвого хмеля, или некачественных веществ прямиком из-за граничных территорий, и направились к левому выходу. Который, кстати говоря, оказался вовсе не забором на фундаменте дома, как мы думали, а целым люком. С некоторым усилием отодвинув стальную пломбу, мы вылезли сразу на улицу, вызвав удивление и негодование вечерних прохожих.
- Мама, смотри, бомжи! - ткнул мелкий Брат в нашу сторону.
- Не показывай пальцем, сколько раз я тебе говорила? - вольфрамщица ударила по кисти своё чадо.
- Иди на хуй, мам! - мелкий с гневом посмотрел на мать в ожидании дальнейшей реакции.
- Ах ты, пиздюк ты этакий! - мать схватила сына за ухо и повела кричащего ребёнка мимо нас. - Сейчас дома отцу повторишь, что ты сказал! Он тебе такой пиструн вставит...
- Не-е-ет. - ещё сильнее заверещал малец, разнеся свой гулкий крик по всей улице.
Что ни говори, но некоторый бродяжный запашок всё же прилип к нашей одежде, пока мы проходили по непроветриваемым катакомбам.
- И где мы находимся? - Тёмногонь пару раз поплевал на замотанные пальцы и попытался оттереть пятно на своей сияющей куртке.
Выхода не было, и я подошёл к высохшей старушке спросить дорогу до бара, который держал знакомый знакомого Дубобита. Не знаю, с чего я решил, что бабушка знает об этом месте. Стоило бы спросить у кого-то помоложе... Но, к моему удивлению, она не то что знала месторасположение, но ещё и без промедления описала маршрут прокуренным голосом:
- Молодец, так чего тут думать? Прямо счас подёшь, по Риффской, дальше услышишь лекарский магазин, от него направо по Дружиннику Зловойну, тама переулок будет с двумя черепами на пиках, ну и по костяным указателям до кабачка Соломертви.
Когда ко мне подошли друзья, она глубоко вдохнула носом и добавила:
- Матерь смерти Метал-Бога, вам бы помыться, внучки.
- Так ты не то спросил, нам же к главным воротам надо. - влез Тёмногонь.
- А, нечисть, точно! Извините, а ворота главные где?
- А-а-а, так это ещё проще. Идите туда, куда толпа идёт, по прямой, повернёте-с на Большую Ударную вон тама, да и выйдете к Предвратной площадке.
Так мы и сделали, направились присоединяться к толпе. Пахло от нас, конечно, плохо, и будто все рядом идущие этот запах слышали. В основном они старались не показывать своё негодование, а только резко выдыхали носом, как бы отплёвывая запах. Нам было, конечно, стыдновато, да и ходить при таком неподобающем запахе среди честного люда вызывало у нас троих стеснение. Мы старались как можно быстрее пройти, обгоняя пешеходов, но зависли на какое-то время, не в состоянии обогнать людей, которые шли за занявшей всю улицу матерью с ребёнком. Мелкий гражданин, буквально недавно научившийся ходить, зиг-загом бродил рядом с родителем. Вся улица замедлилась.
- Прошу прощения. - больше из вежливости бросила мать назад.
- Ничего страшного, - сказали ближайшие к ней женщины среднего возраста. - это наше будущее.
Одобрительный смех прозвучал вокруг. Наше будущее. Каждый раз, во все времена, такие «правильные» бабы говорят подобное по отношению к детям. Но когда это будущее становится настоящим, они перестают говорить об этих недавних детях с таким вдохновением, если и вовсе не начинают обращаться к этому будуще-настоящему поколению с порицанием. Пока существо несмышлёное и безобидное - оно вызывает у них восхищение. Но, как только новый человек принимает естественные черты осознанного человека, и весь этот сказочный мирок рушится, приходится принимать реальный круговорот вещей и существ, смены мнимого будущего и неизменную реальность. Их взросление нарушает фантазии таких женщин. Поэтому они и не хотят, чтобы дети взрослели. Особенно мужского пола. На нас, тем временем, они озирались с нескрываемым презрением. Такие люди, дай им волю, с радостью вырезали и выбрасывали бы из городов «низший» сорт их общества, подобный обитателям тех катакомб, предварительно, конечно же, посюсюкавшись с милыми детками, которые, конечно же, никогда не окажутся на улице и в подвалах. Ну, знаете, бродяги и просящие сразу рождаются взрослыми и плохо пахнущими. Видя невооруженным глазом подобное лицемерие, возникает неотвратимое желание выпить, закусив это дело папиросой.
Примерно треть толпы, после поворота, растеклась по окраинным улицам близ стен. Остальная же часть продолжила свой путь до главных ворот, так как после них быстрее всего добраться до Разнорабочего района. По сути, это самый большой район, больше, чем любой другой внутри стен. Если районы в городе занимают от трёх до пяти протяжённых улиц, не считая переулков, то Разнорабочий, по рассказам Дубобита с Хоравом, насчитывает до десяти таких улиц. Особенно район расширился за последние лет
