Шрифт:
Закладка:
Гедимин кивнул.
— Ты проверил у них всё, что хотел? — спросил Корсен.
— Через три месяца надо повторить, — ответил Гедимин. — Ирренций часто меняется. Надо за ним следить.
Корсен покачал головой.
— Хорошо, что я не учёный. Так один раз что-то сделаешь — и всю жизнь вокруг прыгаешь. А вот если ты умрёшь, кто будет следить?
Гедимин пожал плечами.
— Тогда мне будет всё равно. Можно идти?
— Будто тебе нужно разрешение, — проворчал Корсен, опускаясь в кресло и разворачивая над круглым столом голографическую карту Солнечной системы. — Иди. Надеюсь, Ульф не нажалуется Маркусу…
21 декабря 31 года. Кагет, Обугленные горы, урано-ирренциевый рудник — плато, промышленная база «Элара»
— Держи, — Гедимин протянул Фьонну механического «жука». Сармату было досадно. Раньше на такую игрушку ему хватило бы трёх-четырёх дней — в крайнем случае, он потратил бы неделю, попутно работая над чертежами или обогащая уран в лазерной камере. Сейчас он провозился два месяца. С тех пор, как он узнал, что «Феникс» Винфреда Марци взорвался над Ио, работа вообще не клеилась — ни сравнительный анализ поведения реакторов с четырьмя и восемью «пульсирующими» твэлами, ни нелепые развлечения вроде этого «жука».
— Ого! — Фьонн развернул «жука» кверху брюшком, рассматривая открытые части механизма. — И все конечности целы… Спасибо, Гедимин. Пойду испытывать.
— Оставь мне «крылья», — попросил сармат, сверившись с календарём. По условно-земному счёту прошло три месяца с последней выгрузки ирренция в синтезных цехах «Элары». «Напоминать не стали,» — отметил про себя Гедимин, глядя на передатчик. Он оставил свой адрес и Ульфу, и начальникам цехов, но никто не прислал сообщения, — видимо, надеялись, что сармат о них тоже забудет. «И что я лезу не в своё дело…» — думал он, угрюмо щурясь, пока ждал, что шлюз откроется и выпустит его из крейсера.
Был полдень; дожди давно прошли, и степь, когда-то сочно-зелёная, стала серо-белесой. Трава, и так невысокая, окончательно полегла и шуршала под ногами, путаясь в пальцах. «Жуки» исчезли — вокруг валялись только пустые панцири. Гедимин сначала решил, что животные впали в анабиоз, и подобрал несколько образцов для изучения, но нет — в панцирях не было ничего. «Наверное, перешли в другую форму и закопались поглубже,» — сармат, наклонившись, копнул когтями затвердевшую землю, но не нашёл ничего, кроме остатков разложившейся органики. «Ассархаддон рассказал бы больше. Где он сейчас, интересно? Вывез экзотариум куда-нибудь к Нептуну и сидит, смотрит, как „жуки“ сбрасывают панцири…» — Гедимин тихо вздохнул и выпрямился, приводя в действие «лучевое крыло». В горах за лагерем грохотали дробильные механизмы, на севере что-то взрывали, — «Элара» копала свои карьеры, держась в отдалении от ирренциевых залежей. Иллюминация над куполами базы была погашена, только рилкар блестел в солнечном свете, бросая на степь длинные блики.
Ещё на подлёте Гедимин услышал звуки стрельбы — кто-то выпускал длинные разряды из бластера старого образца. Когда он приземлился, всё уже было кончено, и охранники в экзоскелетах лагерной расцветки стаскивали к фургону изувеченные тела, слишком маленькие для сарматских. Скользнув по ним беглым взглядом, Гедимин отметил, что стреляли много, большей частью — уже по трупам. По двору тянулись кровавые полосы. Из распахнутых ворот выглядывали угрюмые охранники в униформе «Элары».
Гедимина запомнили — а может, всем было не до него, но, так или иначе, никто не пытался остановить его, когда он по знакомому коридору шёл вдоль рельсов электрокрана к хранилищу ирренция. На полу, стенах, кое-где — на рельсах засохла бурая жижа. Хмурый сармат в лёгком скафандре замывал кровавые пятна каким-то древним, явно самодельным приспособлением. Увидев его, Гедимин даже остановился.
— Чего уставился? — огрызнулся сармат, бросив на него недобрый взгляд через плечо.
— А роботы-уборщики… — начал Гедимин.
— Все сдохли от радиации, — перебил его сармат, наклоняясь к бурому пятну. — Иди, куда шёл.
С дальнего конца коридора донёсся скрежет. Когда Гедимин подошёл, там уже столпились ремонтники, разглядывая вынутые из стен створки покорёженных ворот. Вокруг ходил сердитый комендант, пытаясь выяснить, когда ворота повесят обратно. При виде Гедимина его отчётливо передёрнуло.
— Что здесь произошло? — спросил реакторщик, заглядывая в хранилище. Контейнеры с ирренцием были уже там — новая партия с особой маркировкой. Мерные ёмкости Гедимин принёс с собой — оставалось отсыпать четыре килограмма окиси.
— Бунт, — Ульф поморщился. — «Всё под контролем, они безвредны…» Нумусиа ни на пол-атома не контролирует своих мартышек! Теперь у меня двое раненых… и вот эти ворота! А тебе чего?
«Нумусиа?» — Гедимин озадаченно мигнул. «А, вспомнил. Комендант лагеря. М-да…»
— Надо проверить твой ирренций. Дай мне четыре килограмма, и я уйду.
…В этот раз пересыпать окись из контейнера в контейнер пришлось самому — Ульф отказался кого-либо звать, а привлекать ремонтников Гедимин не захотел — им и так хватало работы. Механизм ворот был серьёзно повреждён — похоже, в него заложили пару маломощных зарядов взрывчатки, и некоторые запчасти (замены на складе не было) предстояло делать из подручного материала. Гедимину такое было привычно, ремонтникам, судя по разговорам, тоже, — но никто из них такой задаче не радовался.
— Давно сюда водят макак? — тихо спросил он у охранника на выходе. — Зачем?
— Уборка, мелкие работы, — ответил сармат. — Ульф думал, это разгрузит рабочих. Двоих ранили сегодня, ты слышал?
— Откуда они взяли взрывчатку? — спросил Гедимин. Охранники переглянулись и одновременно пожали плечами.
Старый полигон Гедимина ещё чернел голой плешью — растительность за три месяца не подступилась к нему ни на миллиметр. Сармат поставил защитные поля, несколько минут следил за ними, — ни один «жук» не появился из сухой травы.
«Тысяча сто… тысяча двести…» — неэкранированные контейнеры с окисью привычно складывались в штабель. Воспоминания об аналогичных опытах в «Гекате» посещали Гедимина, но он не отгонял их, — острая боль за прошедшие месяцы сменилась глухой
