в полудюжине других земель державы. Когда он просил у меня силы для создания мощных ветровых потоков, это вызывало вращение воздушных масс за сотни миль от него. До прихода ворда я и мне подобные убивали алеранцев больше, чем любой враждебный вам народ. – Что-то дикое и холодное сверкнуло в ее глазах. – То, что со мной происходит, тоже можно назвать справедливостью, молодой Гай.

Тави помолчал, поворачивая в уме ее слова.

– Когда тебя не станет… что-то изменится.

Ее взгляд стал непроницаемым.

– Да.

– Что?

– Все, – спокойно ответила она. – На время. Силы, так долго остававшиеся связанными в этом теле, должны будут отыскать новое равновесие. По всей стране возбудятся дикие фурии, более буйные и опасные. Будет меняться погода, установится новый порядок времен года. Животные будут вести себя необычно, растения – расти с неестественной скоростью и увядать без видимых причин. И заклинание фурий станет ненадежным, непредсказуемым.

Тави содрогнулся, вообразив, какой хаос воцарится при таких условиях.

– Нет ли способа это предотвратить?

Алера взглянула на него едва ли не с сочувствием:

– Никакого, юный Гай.

Тави опустился на походный табурет, облокотился на колени, повесил голову:

– Никакого… Ты уверена.

– Всему приходит конец, молодой Гай. Однажды придет и тебе.

У Тави ныла спина. Потянул мускулы в драке с канимами-убийцами. В ванне он легко снял бы боль – немного магии воды, и готово. Даже без ванны такое легкое неудобство можно снять несколькими минутами сосредоточенности. Но сейчас он был на это не способен. Спина болела.

– Ты говоришь, – произнес он, – что, даже если мы сумеем как-то справиться с вордом, это не кончится. Рано или поздно, скорее рано, против нас восстанет сама земля. Мы совладаем с нынешним кошмаром лишь для того, чтобы погрузиться в хаос.

– Да.

– Это… меня ждет большое будущее.

– Жизнь несправедлива, безжалостна и мучительна, молодой Гай, – сказала Алера. – Лишь безумец пытается плыть против течения.

Не прозвучало ни шороха, но, подняв глаза, Тави увидел Алеру на коленях перед собой, лицом к лицу. Она коснулась его щеки изношенными кончиками пальцев.

– Мне всегда представлялось особенно любопытным это безумие, свойственное Дому Гаев. Они более тысячи лет сопротивлялись потоку. Не всегда это приводило к победе. Но никогда они не отказывались от борьбы.

– А встречались они хоть раз с чем-то подобным?

– Возможно – когда сюда пришли первые алеранцы, – рассеянно проговорила Алера. – Я очень смутно помню те времена. То было за века до моей встречи с вашим народом. Но их было мало. Очень мало. Пожалуй, одиннадцать тысяч жизней.

– Примерно как в легионе вместе со всем сопровождением, – сказал Тави.

Она улыбнулась:

– Это и был легион. Легион из других мест заблудился и попал в мои земли. – Она кивнула на выход из палатки. – Канимы, мараты, ледовики. Все они сбились с пути. – Она грустно покачала головой. – Были еще другие. Те народы, которые вы уничтожили за столетия. Так многих унесли страх и необходимость.

– Они, когда пришли сюда, не владели фуриями? – спросил Тави.

– Еще много лет.

– Как же они справились? – спросил он. – Как уцелели?

– Дикой жестокостью. Выучкой. Дисциплиной. Там, откуда они пришли, им не было соперников в делах войны и убийства. Их враги здесь ничего подобного не знали. Твои предки не могли вернуться туда, откуда пришли. Они застряли здесь и должны были победить, чтобы выжить. И они стали победителями – все равно какой ценой. – Она спокойно встретила его взгляд. – Они совершали такое, что ты бы вряд ли поверил. Чудовищные и героические деяния. Поколения твоего народа в те времена стали единым диким разумом, воплощенной смертью, а когда у них заканчивались враги, они оттачивали свое умение друг на друге.

Тави насупился:

– Ты хочешь сказать, что я и мой народ должны, чтобы выжить, стать такими же?

– Не я делаю выбор. У меня нет своего мнения. Я лишь излагаю факты.

Тави медленно кивнул и повел ладонью:

– Пожалуйста, продолжай.

Алера задумчиво нахмурилась:

– Они стали приходить в себя лишь после того, как первоначальный Примус, свергнув всех, кто ему противостоял, начал великую войну во имя мира. Ради построения чего-то большего. Тогда они заложили основание того государства, которое знаешь ты. – Она коснулась его плеча. – Закон. Справедливость. Искусства. Поиск знания. Все рождено одним источником.

– Умением убивать, – прошептал Тави.

– Сила – первейшая добродетель, – сказала Алера. – Этот факт неприятен. Но его отвратительность не отменяет истины: без силы, чтобы их защитить, все прочие добродетели недолго живут и в конечном счете ничего не значат. – Она чуть подалась к нему. – Ворд не питает иллюзий. Они ради выживания своего рода готовы уничтожить все живое в этом мире. Они – воплощенная смерть. И они сильны. Готов ли ты сделать все, что может оказаться необходимым для выживания твоего народа?

Тави потупил глаза.

Он многое мог бы сделать для войны. Намного больше, чем делал. Были шаги, о которых он год назад и помыслить не мог. Его разум всегда был неиссякаемым источником замыслов, и теперь тоже. Он ненавидел себя за порождение таких чудовищных идей, но держава сражалась за жизнь. Глубокой ночью, когда он лежал без сна, когда сильней всего делался страх перед будущим, ему на ум приходили такие шаги.

Те шаги, сделать которые можно только по изломанным телам мертвецов.

«Принципы ослепляют благородством, – думал он. – Те, кто сильнее всех пытались их сохранить, любовно начистили их до блеска, но, если он хотел, чтобы хоть кто-то из алеранцев выжил, он попросту должен был кем-то пожертвовать. И ему пришлось бы решать, кому жить, кому умирать. И если он – подлинный Первый консул государства, вождь своего народа, этот выбор за ним».

В сущности, это его долг.

Тави захлестнул наплыв чувств, которые он редко допускал к себе. Скорбь по тем, кто уже погиб. Гнев за тех, кому еще предстояло погибнуть. Ненависть к врагу, поставившему державу на колени. И боль. Он никогда о таком не просил, не желал такого. Он не хотел быть Первым консулом – но и уйти было нельзя.

Необходимость. Долг. Эти слова жестоко отдавались в пустоте сознания. Он закрыл глаза.

– Я сделаю то, что необходимо. – Затем он поднял глаза на Великую фурию, и следующие слова для его собственных ушей прозвучали холодно и жестко. – Но сила бывает разного рода.

Алера послала ему пристальный взгляд и медленно кивнула.

– Так и есть, молодой Гай, – пробормотала она. – Так и есть.

И она пропала.

Тави сидел на походном табурете, совсем обессилевший, обвиснув, как выжатая тряпка. Он силился разглядеть лежавший перед его народом путь, вообразить его изгибы,