лицо и поцеловала. Он ответил коротко и яростно. Когда они разорвали поцелуй, он тыльной стороной ладони коснулся ее щеки, а потом развернулся и скрылся в толпе.

Амара кивнула госпоже Верадис.

– Покажи, – попросила она.

Они взвились в ночь – две фигурки среди многих, мелькающих в небесах над Ривой под крики легионных труб.

Глава 11

– Ты не представляешь, сколь разрушительные силы готов призвать, – холодно проговорила Алера. – Совершенно не представляешь.

Тави стоял в штабной палатке, вглядываясь в покрывшую весь стол карту страны, прижатую по углам белыми камнями. Воздух гудел от ветряной магии, не позволявшей их голосам проникнуть наружу. Парадный мундир Тави, приготовленный для ужина с Китаи, свернутым лежал на койке в углу.

– Может быть, ты меня просветишь? – буркнул он.

Алера выглядела как всегда – безмятежной, далекой и прекрасной: серое одеяние, переливающиеся в глазах оттенки металла и драгоценных камней.

– Даже тебе трудно будет понять. За оставшееся нам время.

Тави выгнул бровь и внимательнее всмотрелся в ее лицо. Человекоподобная фурия сложила ладони по обыкновению почтенных алеранских матрон. Уж не дрожит ли она? И ногти… неровные? Будто обкусанные.

«Что-то с ней определенно не то», – подумал Тави.

– Может быть, ты бы потрудилась объяснить, с какими осложнениями я столкнусь, исполняя этот план?

– Не вижу смысла, – возразила Алера. – Ты в любом случае его исполнишь.

– Возможно.

Она покачала головой:

– То, о чем ты просишь, приведет в движение определенные циклы. И в конечном итоге сдвиг этих циклов может привести к постепенному остыванию мира. Ледники будут расти год от года, медленно пожирая землю.

Тави как раз глотнул разбавленного вина из бокала. И чуть не поперхнулся.

– Клятые во́роны, – прохрипел он. – Когда?

– Не при твоей жизни, – сказала Алера, – и не при жизни твоих детей или внуков. Возможно, не при жизни вашего народа. К тому времени почти наверняка сотрется ваша письменная история. Тысяча лет, или две, три, или двадцать. Но это будет.

– А если я этого не сделаю, – сказал Тави, – ворд уничтожит мой народ до снежных мух нынешнего года. – Он покачал головой. – И через тысячу лет не останется никаких алеранцев, которым ты могла бы сказать: «Я же говорила». Пусть гипотетические алеранцы завтрашнего дня сами о себе позаботятся.

Он почти готов был увидеть ее улыбку. Она всегда ценила такой тихий интеллектуальный юмор. Но Алера не отозвалась на его слова.

– Ты нам поможешь? – спросил он.

Она медленно склонила голову:

– Конечно.

Тави вдруг шагнул к ней, взял за сложенные перед грудью ладони. Сердце у него подкатило к горлу. Стоящая перед ним фурия обладала почти немыслимой силой. Если она сочтет его поступок оскорблением…

Но она так и стояла, спокойно глядя на него.

Он перевел взгляд с ее лица на пальцы.

Они выглядели помятыми, пожеванными. Тави довелось однажды видеть тела солдат, упавших в реку во время боя. Люди утонули, а тела нашли только на второй день. Рыбы и другие речные жители потрудились над ними, обкусывая, срывая крошечные кусочки плоти. Раны не кровили. Оставались холодными, застывшими и серыми, словно тела были вылеплены из мягкой глины.

Вот так выглядели пальцы Алеры – как вылепленные из воска и погрызенные какой-то усердной мышью.

– Что это? – тихо спросил он.

– Неизбежность, – ответила фурия. – Растворение.

Он хмуро поразмыслил – над ее пальцами и над ее ответом. Смысл дошел до него не сразу. Он поднял на нее глаза, прошептал:

– Ты умираешь.

Алера ответила очень спокойной, очень теплой улыбкой.

– Упрощенный взгляд на происходящее, – сказала она. – Но полагаю, с твоей точки зрения, некоторое поверхностное сходство имеется.

– Не понимаю, – сказал Тави.

Алера взглянула на свои ладони в его руках. И, указав глазами на свое тело, сказала:

– Известно ли тебе, как возник этот облик? Почему я говорю с кровной линией твоего рода?

Тави мотнул головой:

– Нет.

Она укорила его глазами:

– Но ты искал объяснения.

Тави склонил к ней голову:

– Я предполагал, что это как-то связано с мозаикой в палате размышлений Первого консула.

– Превосходно, – кивнула Алера. – Мозаика на полу там сложена из камня, свезенного со всех концов страны. Посредством этих кусочков камня Гай Примус мог поддерживать связь и подчинять фурий всех земель, получая от них сведения, через них осматривая отдаленные места и заставляя исполнять свою волю. – Она поджала губы. – Тогда я впервые начала осознавать себя как отдельную сущность. При жизни Примуса я продолжала… думаю, лучше всего сказать… проявляться. Он ощутил мое присутствие, а я со временем нашла способ говорить с ним и проявлять себя в вещественном облике. – Она улыбнулась, вглядываясь в даль. – Первым, что я услышала от него собственными ушами, было: «Да что ж это, я с ума схожу!»

Тави издал короткий смешок.

Она улыбнулась ему:

– Та мозаика стала точкой сбора для этого облика. Она притянула к себе тысячи тысяч не обладавших самосознанием фурий, объединив их в нечто большее. – Она прижала ладонь к груди. – В Алеру.

– А мой дед, уничтожив Алеру-столицу, уничтожил с ней и мозаику, – понял Тави.

– Что, с точки зрения Секстуса, было необходимо. Уцелев, она досталась бы царице ворда. Та почти наверняка поняла бы ее значение и попыталась бы через нее подчинить меня. И возможно, преуспела бы.

– Вот почему Первые консулы никогда никому о тебе не рассказывали, – тихо сказал Тави. – Ни слова о тебе во всех книгах по истории.

– Так что, не зная обо мне, враги Дома Гаев не могли перехватить власть надо мной.

– Но убить могли, – тихо сказал Тави.

– Действительно. – Она глубоко вдохнула и выдохнула. – Меня в буквальном смысле убивало вторжение ворда, но проявилось это спустя продолжительный срок. Такое же немалое время уйдет на мое возвращение в первоначальное состояние.

– Я не… не знал. – сказал Тави. – Мне так жаль…

Она выгнула бровь:

– Но отчего же? Меня будущее не пугает, молодой Гай. Я не почувствую ни потери, ни боли. Мой срок в этом теле истекает. Всему приходит конец. Так устроен мир.

– За долгую помощь моей семье и стране ты заслужила лучшего.

– Разве это что-то меняет? Заслуженное и случившееся редко совпадают.

– А когда совпадают, это называется «справедливостью», – сказал Тави, – а в обеспечении справедливости я вижу свой долг Первого консула.

В улыбке Алеры прорезалась нотка горечи.

– Не забывай, что я не всегда помогала твоей семье и твоему народу. Я не испытываю желания поставить одно создание выше другого. А любое мое действие вызывает уравновешивающий его отклик. Когда Секстус пожелал, чтобы я поддерживала мягкую погоду в Долине, фурии вызвали бури