я могу выразить себя — где у меня есть власть. В Деревне Охотников я приз, который должен быть подарен. Я представитель поколений, защищающих от вампиров. Но в кузнице я само творение. Я всемогущественная.

Но только на секунду.

Реальность рушится вокруг меня, когда Руван снова заговорил.

— Ты, кажется... довольно уверенно чувствуешь себя в кузнице. — Он говорит почти скептически.

Я приостанавливаюсь и быстро возобновляю свои приготовления. Охотник не был бы так уверен в себе, не так ли? Я быстро придумываю полуправду и держу свои колебания при себе. Если я хочу, чтобы все было правдоподобно, я должна говорить с максимальной уверенностью.

— Я много времени провела в кузнице, когда работала над оружием. — Я смотрю в его сторону, пытаясь понять, читает ли он между строк, которые я рисую. Его лицо невозможно прочесть, но я не чувствую никаких сомнений, исходящих от него. Насколько мне известно, крепость никогда не была прорвана, поэтому вампир не должен обладать глубокой информацией о том, что происходит внутри, и насколько практично то, что я объясняю. — У нас, конечно, есть кузница. — Я хотела сказать это как легкий укол, но он никак не отреагировал. Молчание возбуждает мои нервы настолько, что побуждает меня говорить чуть быстрее. — В кузнице всегда было тепло. Ярко, даже в самые темные ночи. Огонь никогда не гас полностью. Он всегда горел слишком жарко для этого и слишком скоро снова понадобится, чтобы погасить его полностью. Это было место силы, созидания и жизни. Там люди могли собираться и рассказывать истории. Где мужчины и женщины сплетничали в ожидании починки своих инструментов. Это было сердце всего.

Он складывает руки и прислоняется к столу. Я чувствую на себе его взгляд, он смотрит на меня сверху вниз, оценивая мои слова. Я представляю, что он ищет ложь, но в его взгляде нет... нет ощущения, что он сомневается во мне. В нем есть скрытая мягкость, которая только усиливает мою бдительность.

В вампирах нет и не может быть ничего нежного. Но как только я это подумала, я вспомнила, как он провел пальцем по моей руке. О том, как он смотрел на меня в верхнем оружейном зале, умоляя посмотреть на вещи по-своему, не спрашивая об этом прямо.

Я волнуюсь, наматывая кольцо на мизинец.

— Ты не такая, как я ожидал от охотника.

Я фыркнула.

— А чего ты ожидал? Я сделала все, чтобы попытаться убить тебя.

— Так ты и сделала. И, боже мой, с той магией, которая в тебе бурлила, если кто из охотников и мог убить меня, так это ты. — Он хихикает, как будто это его забавляет. Хотя это только усугубляет камень в моем сердце. Убить лорда вампиров. Если бы Дрю сохранил эликсир, со всеми его тренировками, возможно, он действительно смог бы убить Рувана. Если бы я могла держать себя в руках, Дрю мог бы победить.

Значит ли это, что мы прокляли Деревню Охотников и все человечество, отдав мне эликсир? Что, если эта война могла бы наконец закончиться? В лучшем случае Деревня Охотников убьет лорда вампиров во время следующей Кровавой Луны через пятьсот лет, но... именно поэтому мне было сказано никогда не сходить с места. Смириться со своей участью в жизни. Последствия отказа от должности кузнечной девы не дают мне покоя.

Я должна вернуться домой, тянет один голос. Сначала ты должна убить лорда вампиров, отвечает другой. У меня нет будущего в Деревне Охотников, если Руван будет дышать. Меня разрывает в разные стороны, голова раскалывается.

— В чем дело? — Он замечает, что мои руки замерли.

— Ничего. — Я качаю головой.

— Нет, это было...

— Куда мне это положить? — С шумом появляется Вентос, невольно спасая меня от мучительных мыслей. Различное оружие свалено в его руках. Тяжелый холщовый брезент отделяет серебряные клинки от плоти.

Руван, должно быть, так же, как и я, думает о риске.

— Что, по-твоему, ты делаешь? — Он бросается к нам, осторожно берет оружие одно за другим, следя за тем, чтобы держать его только за кожу, обмотанную вокруг рукоятей.

— Я делаю то, что ты просил; я несу оружие.

— Я не ожидал, что все будет так. — Руван со вздохом ущипнул себя за переносицу. — Ожидал, что ты возьмешь с собой несколько, чтобы быть в безопасности. Что, если один из них порежет тебя?

— Многократные подходы — это для слабых. — Вентос усмехается.

— Но серебро.

— Я справлюсь. — Вентос надувает грудь.

Из меня вырывается смешок, отвлекая меня от подготовки к открытию кузницы.

— Этот человек смеется надо мной? — Вентос находится где-то между шоком и гневом.

— Я бы и не подумала смеяться над грозным вампиром. — Я закатываю глаза, отворачиваясь от Вентоса. Руван видит, судя по его веселому смеху.

— Ты тоже, милорд? Ты ранишь меня острее серебряного клинка.

— Если бы мои слова были серебряными клинками, ты был бы давно мертв. — Руван прислонился к наковальне. Огонь выделяет резкие линии его челюсти поразительными оранжевыми линиями — как будто он светится изнутри, как раскаленный добела кусок железа. Я отрываю взгляд от его украденного лица и перехожу к оружию, принесенному Вентосом.

Огромная рука накрывает мою, когда я тянусь к мечу.

— Ты действительно собираешься улучшить их?

Я смотрю на Вентоса.

— Отпусти меня.

— Отвечай.

Я стиснула зубы, но сумела сказать:

— Да. Достаточно острый, чтобы отрубить эту руку, если ты не уберешь ее от меня.

Он отпускает меня. Я с оскалом беру меч, возвращаюсь в кузницу и погружаю его в угли. Этот особенно плох: весь меч смещен от рукояти. Я верну ему грубую форму молотком, прежде чем он попадет на шлифовальный круг.

— Я тебе не доверяю, — говорит он мне в спину. Он просто жаждет драки. Я чувствую это. Какая-то часть меня хочет дать ему отпор, хотя я не могу этого сделать, поскольку являюсь поклявшейся на крови Рувана.

— И я никому из вас не доверяю, — говорю я.

— Хорошо, а с чего бы? В конце концов, мы убили десятки таких, как ты, в ночь Кровавой Луны.

— Хватит, — твердо говорит Руван. Мы оба не обращаем на него внимания. Вентос слишком сильно задел меня за живое, чтобы я могла понять его. Я вижу только то же самое красное, что