лестница за зарешеченной дверью. Как и круговая лестница, ведущая в часовню, большинство дверей в этом проходе заперты. Патина на засовах и решетках свидетельствует о том, как давно они были установлены. Эти замки здесь не для того, чтобы я их открывал.

— Что за этими дверями? — спрашиваю я. Руван смотрит в мою сторону, выгнув одну идеальную бровь. Я предполагаю, что это означает, как ты смеешь спрашивать, но я ошибаюсь. И снова он отвечает на мой вопрос.

— Проходы, которые мы больше не используем, не нуждаемся в них и не можем защитить.

— Похоже на множество баррикад, чтобы удержать людей в определенных зонах.

— Не столько для того, чтобы удержать нас внутри, сколько для того, чтобы удержать их снаружи, — торжественно говорит Руван.

— Их?

— Погибшие.

У основания лестницы, как уже говорилось, находится старый оружейный склад. На больших оружейных стеллажах лежат копья и мечи. Но, судя по толстому слою пыли и паутины, их не поднимали уже несколько веков.

— Сталь. — Я провожу кончиком пальца по кольцу одного из мечей. Хороший меч. Или был когда-то. Теперь он так же бесполезен, как декоративный меч, который я пытался использовать против Рувана, когда мы только прибыли.

— Ты можешь так быстро определить это, просто взглянув? — Кажется, он удивлен.

— Я выросла с серебряным оружием; я знаю разницу. — Это просто быстро придуманная отговорка, но потом волнение взяло верх над моим языком. — Ты можешь увидеть это, если присмотришься, вот, видишь? — Руван подходит. Он нависает над моим плечом, когда я указываю на металл меча. — Он, конечно, потускнел и заржавел, время это делает. Но ты видишь, как точильный камень проделал бороздки, чтобы создать такую гладкую поверхность. Если бы в нем было серебро, то были бы тонкие бороздки, волны или цветы. — Как назвала бы их Мать.

— Да, твое серебряное оружие действительно уникально. — Руван наклоняется, осматривая больше меня, чем меч. Я быстро отворачиваюсь от оружия, и он идет дальше. Я отстаю на шаг, ругая себя за тягу ко всему металлическому. — Вот почему мы должны украсть их, вместе с доспехами и другими ресурсами, которые мы сможем найти во время Кровавой Луны. Среди нас был только один кузнец, способный воспроизвести твое серебро, и он давно ушел.

— Я не удивлена, — пробормотала я себе под нос. Если Руван и слышит, то ничего не говорит. Моя семья, несколько поколений назад, была той, кто придумал особый процесс выплавки серебра с железом, чтобы создать сплав, прочный, как сталь, и смертоносный, как серебро. Вся эта работа, все эти кузнечные работы, работа моей матери, моей бабушки... в руках вампиров. Этого почти достаточно, чтобы мне стало плохо. Я продолжаю говорить, пытаясь отвлечься. — Зачем вам вообще нужно серебряное оружие?

— А как ты думаешь, зачем?

Есть только одно объяснение, зачем им нужно именно серебро. Сталь подходит для людей и зверей, серебро —для...

— Вы охотитесь на своих же?

Он останавливается у задней арки, плечи поднимаются к ушам, голова висит.

— Они больше не наши, — торжественно говорит он. — Лучшее, что мы можем для них сделать, — это предложить чистую смерть.

Все дальнейшие мысли покидают меня, когда мы входим в кузницу, вдвое большую, чем та, в которой жила моя семья. Окна закрыты ставнями, но лучи света пробиваются сквозь щели и недостающие планки. По всему помещению расставлены каменные столы. В дальнем углу стоит точильный круг, приводимый в движение педалью, за ним сложено больше сменных камней разной зернистости, чем я видел в своей жизни. Молотки всех размеров и головок аккуратно сложены вдоль стены рядом с щипцами и другими необходимыми инструментами, как будто кто-то собирался вернуться, но так и не вернулся. Теперь они так же забыты, как и оружие в оружейной.

Сама кузница имеет форму могучей, страшной пасти. Почти как у ящерицы. Острые зубы оскалены в арке над местом, где будет гореть кузнечный огонь. Искры от углей очага будут освещать два, пока еще темных, глаза. В пол вмонтированы мощные мехи, предназначенные для того, чтобы качать их силой ног, а не рук.

В центре всего этого, как алтарь перед своим богом, покоится наковальня. Я благоговейно подхожу, дыхание неглубокое. В этом месте, в этой наковальне еще есть жизнь. Здесь еще есть тепло, для тех, кто умеет его чувствовать.

— Здравствуй, — шепчу я, проводя пальцами по ее верхушке и краям. Борозды и углубления не похожи на те, что я знала, это след кузнеца, которого я никогда не встречу.

— Все хорошо? — Руван внезапно оказался рядом со мной. Я не помню, как он подошел. Его длинные пальцы тоже перебирают наковальню. Наши мизинцы соприкоснулись, и мне бросилось в глаза серебряное кольцо на моем.

Я быстро сжимаю руку в кулак. Я вдруг представила, что Дрю видит, как я обмениваюсь рукопожатием с лордом вампиров.

— Это не просто «хорошо», это великолепно. — Я даже не могу соврать. Призраки кузнецов, которые были до меня, все еще витают здесь, безмолвно умоляя о шуме и тепле. О звоне металла и неустанных ударах молота по еще не реализованным творениям. — Почему это не используется?

— Ты слышала Вентоса, большинство из тех, кто просыпается в долгую ночь, даже не подозревают, что у нас есть кузница. Все кузнецы давно умерли. — Руван перевел взгляд на окна, за которыми лежал покрытый льдом город. — Мы пробуждаем так многих за раз, достаточно, чтобы наш народ был жив и защищен. У тех, кто пробуждается, есть своя функция — обычно они сражаются. Или ведут записи. Ковка была признана ненужной.

— Если вы сражаетесь, вам обязательно нужна действующая кузница. — А темная кузница должна быть преступлением, особенно такая красивая.

— У нас просто нет на это средств.

Я не спорю, и вместо этого тянусь к очагу, осматривая уголь, который все еще находится в нем. Его достаточно, чтобы хватило на несколько месяцев работы. Не задумываясь, я начинаю разжигать кузницу, отыскивая ящик для золы. Не успеваю я оглянуться, как разжигаю пламя.

На какое-то мгновение я забываю, где я и с кем я. Есть только тяжелое дыхание мехов. Треск огня, который заливает все знакомым оранжевым свечением. Лязг металла, когда я расставляю свои инструменты так, как мне нужно. Мое сердце полно. Я нахожусь там, где мне место.

Здесь единственное место, где